Покажи мне свой мир (СИ)

Разнообразные варианты и предположения роились в дредастой голове; юноша сидел на постели, нахмурившись и машинально поглаживая животик. Конечно, он не собирался нарушать слово, данное Глэйду, конечно, он не планировал тайно увидеться с бывшим мужем, но он не мог бы сказать, что судьба последнего ему совершенно безразлична. Доброе сердце не способно было желать зла даже предателю и негодяю, и за несколько часов, проведённых дома, мысли о Дюке стали какими-то навязчивыми. Бэлл не выдержал и, мысленно решившись выбить у Глэйда разрешение на встречу с бывшим мужем любой ценой, направился на больничный ярус.

Там, неслышно скользнув в палату, присел на краешек постели и осторожно потряс мутанта за плечо. Тот почти сразу проснулся, сначала, не разобрав, кто его будит, скорчил недовольное лицо, но признав мужа, широко улыбнулся.

— Ну что, ласточка, соскучился? Сколько времени?

— Да уже ближе к вечеру. Слушай, я вот чего пришёл…

Глэйд напрягся, догадываясь, о чём пойдёт речь.

— Мне правда очень-очень нужно увидеть Дюка. Расспросить его, что случилось, узнать, можно ли чем-то помочь.

— Ты же знаешь мой ответ, Бэлл. Нет. Закрыли тему, ты не пойдёшь — и точка.

— Но послушай, нельзя же платить злом на зло! Что такого, если я просто с ним поговорю? — голос омеги начал дрожать, и Глэйд, морально не готовый терпеть беременные истерики, занервничал.

— Эй, ну только не плачь. Твоё участие совершенно не обязательно — с ним и так разберутся, его вылечат, отправят домой, даже довезут. Ну? Чем ты можешь ему помочь-то?

— Любому человеку нужна моральная поддержка и участие! Если тебе это непонятно, то мне — очень даже! Тебе, что трудно? — Бэлл начал всхлипывать. — Я же только поговорю с ним и всё…

— Чёрт с тобой, только не ной. Пойдёшь к нему исключительно с Джером, да и ещё с парой альф. Не смей ходить туда один, я не посмотрю, что ты беременный, я тебя запру в комнате и будешь сидеть голодом, пока не одумаешься, понял?

— Понял, — Бэлл удовлетворённо улыбнулся. — Я пока тут посижу, а потом, как Джер придёт, мы с ним сходим.

Джер пришёл нескоро, и всё время, проведённое наедине с мужем, Бэлл пытался умаслить его, разжалобить и заставить улыбнуться, но мутант был зол, почти не разговаривал, пару раз прикрикнул на омегу, и тот, наконец, замолк. Чувства, обуревающие человека, были двоякими: с одной стороны он был рад, что сумел выпросить разрешение увидеться с Дюком, с другой понимал, что как-то неправильно из-за жалости к бывшему мужу ругаться с нынешним. Неловкое молчание между супругами прервал заявившийся, наконец-то, Джер. Глэйд, не расположенный к разговорам, бросил коротко: «Присмотри за ним, пока он будет говорить с этим полудурком».

В палате, куда поместили Дюка было прохладно и светло. Альфа сидел на постели, одетый в больничную голубую рубаху, и рассеянно смотрел на свои руки. Резко открывшаяся дверь напугала безумца, и он, вздрогнув, отпрянул от двери, выставляя вперёд руки, но, признав в одном из вошедших Бэлла, счастливо улыбнулся.

— Бэлл! Это ты… — казалось, альфа не знает, что говорить, но его сияющее радостью лицо смутило и испугало омегу.

— Да, я. Что с тобой произошло? Как ты оказался в пустыне ночью? Разве ты не знаешь, какие монстры рыскают по ночам?

— Монстры? Да, да, в Буффало монстры, но туда-то я и шёл… Я думал, что ты там…

— Дюк, в Буффало давно никого нет. Здешние мутанты истребили тамошних, там пусто теперь. Весь Шеридан это знает, почему же ты не знаешь?

— Шеридан, Шеридан… Мы не в Шеридане?

— Нет. Дюк, ответь — зачем ты ходил ночью в пустыне?

— Я должен признаться тебе, Бэлл… Ты простишь меня? Простишь? Я… я такая сволочь… Я не знаю, что на меня нашло тогда… Я просто… — альфа начал всхлипывать, по его щекам, покрытым щетиной, покатились крупные слёзы, — это я, понимаешь? Я бросил тебя! Одного, в пустыне, на растерзание плотоядным тварям из Буффало…

— Я знаю, всё знаю. Дюк, в Буффало никого нет.

— О, ты знаешь? Я так виноват… так виноват перед тобой, — Дюк протянул к бывшему мужу руки, но тот отступил на шаг. — Ты не простишь меня? — в голосе альфы звучала такая горечь и боль, что сердце омеги дрогнуло.

— Такое нельзя простить. Ты бы не простил. Это я могу только забыть, и то мне придётся постараться. Хотя, надо сказать, ты всё же оказал мне услугу — именно благодаря тому, что ты сделал, я здесь.

— Ты здесь… Ты носишь ребёнка? Моего? — на лице альфы мелькнула надежда.

— Нет. Я ношу ребёнка своего истинного альфы. Прости, но для тебя не новость, что мы с тобой, хоть и прожили бок о бок пять лет, никогда друг друга не любили. А здесь я нашёл того, кто предназначен мне свыше, понимаешь?

Дюк замер. В его больной голове не укладывалось, что мутанты — симпатичные ребята, и он пытался осознать тот факт, что омега мог добровольно остаться жить с монстром. Бэлл заметил его замешательство и недоверие и постепенно начал понимать, что что-то объяснять Дюку бесполезно. Омега ещё не понял, что его бывший муж спятил, но постепенно становилось всё более и более очевидным, что он не воспринимает ничего из того, что ему пытаются втолковать. Бэлл растерянно переглянулся с Джером, который тоже был слегка удивлён, и снова обратился к Дюку.

— Эй… — омега рискнул подойти ближе и положить руку на ссутуленную спину, отчего безумец крупно вздрогнул, — слушай, чем я могу тебе помочь? Скажи, зачем ты шёл в Буффало?

— Я искал тебя… Я думал, что если найду тебя, спасу, верну домой — ты простишь меня.

Бэлл тихо выдохнул, не находя слов, чтобы ответить на это нелепое, но трогательное признание. Искал? Пытался спасти? Но зачем же? Неужели и правда раскаивался и терзался угрызениями совести? Омега искал причины, которые толкнули бы Дюка подвергнуть жизнь опасности ради уже один раз преданного мужа.

Альфа сидел тихо, глядя в сторону, нервно сжимая и разжимая пальцы. Вообще все его движения были нервными, порывистыми, выдающими полное отсутствие контроля над собственным телом. Бэлл и Джер снова переглянулись, и на этот раз в глазах обоих промелькнула одинаковая мысль о безумии. Дюк дрожал всем телом, начал бессвязно бормотать, и когда омега подошёл к нему поближе, чтобы утешить, резко подался вперёд, обхватил его за талию и, уткнувшись лицом в круглый живот, разрыдался. Растерянный Бэлл погладил его по седой голове, прошептал несколько ласковых слов, склонив голову набок, и постепенно рыдания прекратились. Подняв заплаканное лицо к Бэллу, безумец заискивающе заглянул ему в глаза.

— Ты ведь не бросишь меня? Не оставишь одного? Я боюсь… Эти глаза, знаешь? Такие пустые, холодные… мёртвые глаза покойника… Они всегда следят за мной! Понимаешь? Он смотрит на меня и спрашивает, за что я бросил тебя… А я не знаю, понимаешь? За что?

Пальцы Дюка судорожно сминали рубашку омеги, чтобы не отпустить, не дать отвернуться и отпрянуть. Но Бэлл не собирался уходить — на его лице изобразилось такое сострадание, что и лицо сумасшедшего просветлело.

— Не бойся, я не оставлю тебя. Всё будет хорошо, ты веришь мне? Я поговорю с Глэйдом, спрошу его, что с тобой делать, но пока ты не поправишься, будешь у нас, ладно?

Дюк часто закивал, улыбаясь и смахивая со щёк слёзы. В его душе зародилась надежда, что Бэлл, всё же, простит его, и всё будет как раньше. Образ мужа, раньше не вызывавший никаких сильных эмоций, теперь предстал перед альфой в совершенно ином свете: беременный омега, как воплощение домашнего уюта, семьи и тепла, показался ему верхом совершенства и пределом мечтаний. Присутствие Бэлла рядом раньше казалось обыденным и само собой разумеющимся, а теперь стало желанным, необходимым; Дюк понял, что не сможет спокойно жить, если омеги не будет рядом.

Бэлл догадался, какие чувства вызвал у бывшего мужа, и ему надо было придумать, как, с одной стороны, пресечь все эти предложения начать всё сначала, которые непременно последуют, а с другой — и правда не бросать Дюка совсем одного. Повернувшись к Джеру, омега скорчил забавную гримасу, указывая взглядом на дверь, и альфа, поняв намёк, вышел из комнаты, а Бэлл последовал за ним.