Не в сказке (СИ)

Мир вздохнул, потерся щекой о его плечо и открыл глаза:

— Макс? — улыбнулся беззащитно. — Ты опять мне только снишься?.

— Бууу, — тихонько хихикнул Макс. — Не такое я уж и дивное видение… Я дома, светлый, уже дома. — Мягко коснулся его губ поцелуем. — Как же мне этого хотелось!

Мир замер под его губами. Словно не веря, пробежался кончиками пальцев по его лицу, а потом, коротко охнув, рванулся вперед, прижимаясь к нему всем телом. Вжался в его шею, всхлипнув:

— Макс… Максим… Вернулся… Любимый мой…

— Светлый… хороший мой… я здесь… люблю тебя… всё хорошо, правда… — шептал Макс, губами лаская лицо любимого. — Я с тобой, слышишь… Не удержался, я так скучал… я не мог больше ждать, прости что разбудил… люблю…

— Макс… Люби… Люби меня, пожалуйста, — Мир целовал его сильно, жарко, жадно.

Макс сдёрнул и отбросил прочь одеяло и накрыл его собой, позволяя увлечь себя в поцелуй, долгий, такой долгожданный. А когда поцелуи сменились ласками, они снова занимались любовью, совсем как когда-то, подчиняясь воле собственного желания, поделенного на двоих. Макс, истосковавшийся по нему, любил со всей, разом проснувшейся жаждой, почти жадностью, врываясь в распростёртое, разметавшееся тело, требующее ещё и ещё большего. Только срывалось с припухших губ тихое:

— Люблю… мой…

Мир стонал громко, вскрикивал, подаваясь навстречу его движениям, дрожал, пряча за ресницами кипящие слезы — горькие, горячие. И шептал, шептал, как в бреду:

— Макс… твой… Люби… Не оставляй…

— Люблю… — на выдохе, надрывом, когда сил даже на стон уже не осталось, когда тело пронзила острая вспышка удовольствия, одна на двоих. Потому что других слов не существует. Потому что это — единственное, что важно. Они всегда были одним целым, даже когда ещё не знали друг друга. Но в такие моменты их единение становилось полным, и восторг, плещущийся в их телах, сплавлял их накрепко.

Сердце еще билось где-то в горле, когда Мир вытянулся рядом с ним, прижимаясь всем телом. Нарисовал узор кончиком пальца на груди, неторопливо целуя плечо:

— Расскажи… Как ты там?

— Муторно, — Макс вздохнул, обнимая его. — Просто много людей, всем надо с тобой пообщаться, пожать руку, непременно потными ладонями, все тебя дёргают, ты улыбаешься… Меня ещё и в жюри потянули, так что пришлось пересмотреть столько всего, что аж тошнит… и ещё там не было тебя. Единственным плюсом было то, что там не было настырных спонсоров. Но там не было тебя, так что по сути там было никак. — Макс нежно провёл рукой по его волосам и коснулся лёгким поцелуем губ. — А ты? Чем тут занимался?

Перед глазами Мира мгновенно всплыло лицо Петра, и по позвоночнику прошел холодок:

— Репетиции до упора. Пытаемся придумать шоу на показ. Но без тебя все валится из рук, — он улыбнулся и, вздохнув, отстранился, почувствовав себя вдруг… грязным.

— Хммм… — протянул Макс, обернув Мира одеялом, пока тот снова мёрзнуть не начал, и прижал к себе, зарывшись носом в волосы. — Что-то мне это напоминает… репетиции до упаду, пока не свалишься с ног, потом… ммм… совершенно прекрасный секс, потом строгий папа за ужином и весь мир против нас… Видишь, я уже здесь, так что нафиг, из рук всё прекращаем валить. Я хочу прийти на твою премьеру. А потом буду томно вздыхать на показе из самого дальнего ряда, потому что именитости в очередях стоять станут, лишь бы только попасть к тебе!

— Мне не нравится то, что я делаю, — Мир только вздохнул, утыкаясь лицом в сгиб его локтя. — Не нравится то, что получается с этой коллекцией. Уже… не мое. Времени мало, и если я не придумаю что-нибудь новое, я никуда не поеду.

— Почему? — удивлённо спросил Макс. — Знаешь, я перестал хихикать над тобой за швейной машиной, когда увидел, как тащатся по тем шмоткам, что выходят из твоих рук. Я сам тащусь от первых брюк, которые ты сшил для меня. Что бы ты ни сделал — это выходит офигенно. И это делаешь именно ты, а не Кира Пластинина. Или мне послужить для тебя Музом? Так ты меня на порог кабинета своего не пускаешь, — он мягко фыркнул в мировское ухо и легонько дёрнул непослушную прядку, ухватив её губами.

— Что-то изменилось… — тихо произнес Мир, крепко зажмуриваясь и надеясь, что его голос не дрожит. — Я изменился. Не знаю как, не понимаю… Но то, что я готовил к показу… теперь это не мое. Мне нужно начинать все заново.

— Но это правильно! Мы не стоим на месте, тем более такая гламурно-творческая особа как ты. Родной, не раскисай! Ты у меня самый лучший. Ты всегда верил в меня. А я — в тебя. Всё будет хорошо, вот увидишь. Правда.

— Твоя вера в меня безгранична, — Мир вздохнул, расслабляясь. — Я так счастлив, что ты наконец дома…

— Просто я очень тебя люблю, Мир, — Макс нежно поцеловал его закрытые веки. — Спи, моя радость, утром всё будет куда менее трагично, чем ты себе представляешь. Правда. Я знаю.

— Хорошо, — послушно произнес Мир, улыбаясь. Спокойной ночи, родной. — Я люблю тебя. Я так тебя люблю…

Макс уже крепко спал, когда Мир осторожно выбрался из его рук. Вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь, спустился на первый этаж и, устроившись на маленьком диванчике в холле, набрал номер Петра. И когда спустя почти минуту на той стороне взяли трубку, устало, обреченно произнес:

— Я ненавижу тебя…

— И звонишь, чтобы об этом сообщить в два часа ночи? Интересный способ выражения ненависти, Ратмир Дмитриевич, — в его голосе слышалась ирония. Вот только яда не было.

Мир только хмыкнул:

— Я скучаю по тебе в объятиях любимого человека. Отличный повод для ненависти, ты не находишь?

— На мой взгляд, это отличный повод обо всём забыть, — по ту сторону помолчали. — Мир, будет лучше, если ты в правду меня возненавидишь. Легче. Ты любишь Макса, а я просто блажь… — И снова минутная пауза. Только слышно его дыхание. — Ты для меня блажь, минутная прихоть. Мальчик на пару ночей для хорошего секса. Вот и всё.

— Хорошая попытка, Пьер, — Мир только невесело рассмеялся. — Но за нее спасибо, — он немного помолчал, а потом выдохнул: — Ты мне нужен. Ты просто мне нужен. Я не знаю почему… Я не знаю ничего… Но лучше бы я и, правда, тебя ненавидел.

— Ты… мне… не… нужен… — выдохнул Страхов. — Понял? Ты и я встретимся только на сцене. Ты и я будем петь и танцевать. И улыбаться друг другу. Но нас с тобой не будет никогда. Потому что есть вы с Максом.

— Нас с тобой не будет никогда… — слабым эхом произнес Мир. — Извини что разбудил. Спокойной ночи, Петр, — Мир отключился, глядя в темноту. — Завтра у тебя будет другой Дориан…

Телефонный звонок.

Всего один телефонный звонок способен уничтожить всякую решимость. Выбить землю из-под ног и заставить сердце завыть от боли. Пётр рывком поднялся с постели и, как был, нагишом, прошлёпал на балкон. Если так дальше пойдёт, он сопьётся и прокурит голос. Но по-другому успокоиться не получалось. Слишком больно. Слишком.

Жаркий воздух не принёс облегчения, как и выкуренная в несколько нервных затяжек сигарета. Можно сойти с ума… просто сойти с ума.

Хорошая была попытка. Только его голос в телефонной трубке в два часа ночи — лучшее подтверждение собственной слабости. Потому что дрогнуло. Потому что горько заскулило глубоко внутри. Он любит. Но почему-то всегда не тех, кто ответит взаимностью. Не тех, кто мог бы быть рядом всегда. А прятаться от всего мира, как вор красть поцелуи, и не ночи, а жалкие часы…

Мальчик на пару ночей — глубокая рана в сердце. Он особенный. Другие не цепляют.

Мальчик для хорошего секса… как страшно отталкивать тебя.

Пётр зажмурился, чувствуя, как жжётся что-то в груди.

— Я люблю тебя, грешный мой… боже, как же я люблю тебя…

========== Часть 5 ==========

9.

На следующий день Мир появился в зале за десять минут до начала репетиции. Весь в черном, бледный, холодно-красивый, он поздоровался с актерами и отозвал Страхова-старшего в сторону. А через полчаса разговора покинул театр.