Гэсэр

По тринадцати хребтам мы скакали,

Дичь выслеживали,

По двадцати трем хребтам мы скакали,

Дичь выстреливали.

Там стояла вокруг тайга,

Называют ее Хуха.

Повстречался нам там чертенок,

Черный, маленький постреленок.

За оленем бежал он прытко,

А попал коню под копыта.

Черного Лойр-Лобсоголдоя

Взял тогда я левой рукою,

Приподнял я его за шкирку,

Так, что он боялся и пикнуть,

А в руке моей правой плетка,

Она хлешется очень хлестко.

Я сгибал его,

Как сырое дерево.

Я ломал его,

Как сухое дерево.

Чтобы впредь по горам он не рыскал,

И добычи здесь не выискивал.

Не пришел ли теперь он мстить,

За обиду мне отплатить?

Уж не он ли тут вокруг прыгает?

Но жена в ответ только хныкает,

Призадумался Гэсэр,

Сидит, молчит,

А жена между тем

Ворчит, бурчит:

— На коленях-де, качать нам некого,

У подбородка-де, ласкать нам некого,

Баю-баю-де, распевать нам некому,

Языком-де, люлюкать нам некому.

Зачем напрасно

Подвоха искать?

Когда все ясно,

Зачем туман напускать?

Спустился святой

Во дворец золотой.

А обиженный черт

Тут не причем.

Так Урмай-Гоохон

Целый день ворчит,

Вспоминая свой сон,

Без конца бурчит.

Ей детей наконец

Иметь хочется,

На молитву во дворец

Она просится.

Абай Гэсэр в эту пору,

Решивши быть осторожным,

Буйдан-Улаана батора,

Спутником взяв дорожным,

Навесив на руку плеть,

Сев на коня Бэльгэна,

Поехал сам посмотреть —

Что там за старец белый.

Видит — место сухое, печальное,

Трава вся зноем спаленная.

Гора там стоит песчаная,

А склон у горы — зеленый.

У подножия этого склона

Дворец, крыльцо со ступенями,

Сверкает он чистым золотом,

Сверкает он весь каменьями.

На подвеске ли с неба спускается,

На опоре ли с земли поднимается.

То ли поднятый, то ли спущенный,

Но сверкает дворец, горит.

Своему помощнику-спутнику

Абай Гэсэр говорит:

— Надо нам хорошенько проверить,

Что там в храме за чудеса,

Проползи потихоньку в двери

И смотри ты во все глаза.

Старец там, настоящий святой,

Иль чертенок Лобсоголдой.

А я соберу в свой голос

Тысячу голосов лосиных,

Оглушительно закричу,

Потом соберу в свой голос

Десять тысяч голосов лосиных,

Сотрясающе закричу.

Горы-скалы начнут качаться,

Море Сун начнет волноваться,

Вся вселенная задрожит,

А гора Сумбэр — задребезжит.

Если старец в одеждах белых.

Излучающих свет-сияние,

Никакого движенья не сделает,

Неподвижный, как изваяние,

Значит, он настоящий святой,

А не хитрый Лобсоголдой.

Если ж он от испуга свалится,

С возвышения на пол скатится.

Значит это черт притворившийся,

В старца белого превратившийся.

Вот пробрался помощник в храм,

Старца белого видит там.

Он уселся на возвышении

И сидит себе без движенья.

Тут Абай Гэсэр, собрав в свой голос

Тысячу лосиных голосов,

Оглушительно закричал,

А потом он, собрав в свой голос

Десять тысяч лосиных голосов,

Сотрясающе закричал.

Горы-скалы стали качаться,

Море Сун пошло волноваться.

Вся вселенная задрожала,

А гора Сумбэр задребезжала.

Старец белый сперва подпрыгнул,

Он с испугу ногами дрыгнул,

С возвышения он свалился,