Гэсэр

О котором идет у нас речь,

Абай Гэсэр со своими женами,

В это время,

О котором рассказу нашему течь,

С молодыми и ублаженными

Жил себе поживал,

Ничего не зная,

Вкусное сладким он запивал,

О кознях черта не подозревая.

В то же время,

Живущий в долине Сагаанты,

Имеющий мудрую белую голову,

По бело-облачному пути,

На слоново-соловом коне,

Сидящий красиво и молодо,

Плетку держащий на руке, на ремне,

С законами в книге белыми,

С мыслями чистыми, белыми,

С желаньями добрыми, белыми,

В белой душе в глубине,

Добро рассыпающий горстью,

Серебристыми сединами убелен,

Приехал к Гэсэру в гости

Дядя Саргал-Ноен.

Когда они поздоровались,

И за столом разместились,

Когда яства они перепробовали

И степенно разговорились,

Доброжелателен, мудр и прост,

Спрашивает у хозяина гость:

— А что-то там,

На пределе видимости

Как будто новое видно?

А что-то там,

На пределе слышимости

Как будто новое слышно?

Абай Гэсэр Удалой

Глаза до крайности напрягает,

Абай Гэсэр Удалой,

Слух до тонкости навостряет.

— Ничего, — говорит он,—

На пределе видимости я не вижу.

Ничего, — говорит он,—

На пределе слышимости я не слышу.

А если ты что слышишь — скажи,

И если видишь что — покажи.

Ты ведь старше меня и мудрее,

Зренье твое острее.

Расскажи, не томи ты душу мою,

А я уж тебя послушаю.

— Вижу я на груди прекрасной у неба,

Звезду, которой там раньше не было.

На самом вымени поднебесья

Кто-то эту звезду повесил.

Ярко звезда сверкает,

Вчера она только зажглась,

Но пока что никто не знает,

Откуда она взялась.

Давай подумаем двое,

Чье это волшебство?

Не черта ли Лобсоголдоя

Черное колдовство?

Черт, навостривший ухо,

Понял, что уличен.

Сразу звезда потухла,

Чистым стал небосклон.

Но зато на вершине Номин,

Светлой и голубой,

Черт превращеньем новым

Свежей пророс травой.

Ищет Гэсэр, поищет —

Куда же делась звезда?

На небосклоне чистом

Нет от нее и следа.

Глазами зоркими глядя,

Обшарил все небеса,

Спрашивает у дяди,

Что тут за чудеса?

Отвечает Гэсэру дядя,

Не на небо, а на горы глядя:

— Вон, — говорит, — на вершине,

На границе земли и неба,

Выросла трава в два аршина,

Которой там раньше не было.

Трава высокая, свежая,

Трава зеленая, нежная.

Растет она, расцветает,

Где раньше была лишь грязь.

И пока что никто не знает,

Откуда она взялась.

Давай подумаем двое,

Что это за волшебство?

Не черта ли Лобсоголдоя

Черное колдовство?

Черт, навостривший ухо,

Понял, что уличен,

Сразу трава пожухла,

Голым стал горный склон.

Ищет Гэсэр, поищет,

Куда же делась трава?

На горном склоне все чисто,

Камни да синева.

Глазами зоркими глядя,

Шарит Гэсэр по горам,

И говорит он дяде: —

Это все почудилось нам.

Ничего тут чудесного не было.

Как с тобой мы оба решили:

Ну и что, что звезда на небе?

Ну и что, что трава на вершине?

Всякой всячины много на свете,

Не во всем же повинен черт.

И звезда та, наверное, светит,

И трава та, наверно, растет.

Пусть бы вечно звезда блистала,

Пусть всегда бы трава вырастала,

Нам тревожиться не пристало.

Как услышал черт речь такую,

И хихикает и ликует,