Чертоги Казад-Дума (СИ)

Такие песни, подобные тем, что пропела Ниар, часто можно было услышать в Ангбанде. Магия Миас не имела себе подобных – никто из живущих ныне более не был способен с такой красотой и изяществом творить чудеса. Дети Моргота, выросшие на землях Дор Даэделота, впитали в себя мудрость предков и несли её в настоящее с гордостью и силой. Саурон даже смог на мгновение представить, какие великолепные картины лицезрел Больг перед своим падением.

«А ведь я недооценил их, — подумал Майрон. За спиной Великого кипела Роковая Гора, а под ногами вибрировала земля, вторя пропетой песне. — Не подумал, что кому-то из троих хватит воли напрямую бросить вызов судьбе».

Темный Властелин, прикрыв эфемерные веки, хмыкнул. Расслабившись, погрузился в испускаемый Ородруином жар. Окружавшая Майа земля была преисполнена жизни, и Мордор, на время заснувший, вновь сбрасывал с себя балдахины тьмы. Что-то произошло там, на Севере и это что-то вернуло к жизни позабытые наветы.

Саурон знал, что Ниар не предумышленно обратилась к силе. Будь её воля, наследница ангбандского трона никогда бы и не пользовалась ею. Наверное, Больг по недоразумению помешал планам старшей из Миас и потому обратил на себя её гнев. Но не в привычках Красной Колдуньи было убийство, а потому Майрон удивился, ощутив, какое удовольствие испытывает старая ученица от акта душегубства. Она не просто упивалась своей властью, нет, этим дело не ограничилось. Ниар полностью растворилась в даденном ей могуществе и могуществом этим она услаждалась.

«Видимо орк не на шутку взбесил тебя, не так ли? — Саурон улыбнулся, вспоминая лицо своей подруги. Чародейка была ему верным соратником и сестрой по духу. Он ненавидел её так же сильно, как в глубине души любил. Старая песнь напомнила о минувшем и вновь душу Темного пронзила стрела губительной горечи. — Ты бы простила, если бы он напал на тебя исподтишка. Ты готова простить и предательство, если ты его ожидаешь. Вот только убийство близких ты не можешь забыть, Ниар, как мне не забыла измены. Что же изменилось в тебе, моя давняя знакомая? Что всколыхнуло штиль спокойствия и подняло к небесам волны твоей ярости?».

Темный Властелин понуро опустил плечи. Он ощущал то, что ощущали его ученики, его милые друзья, против которых теперь приходилось воевать. Он прекрасно чувствовал опустошенность в душе Красной Колдуньи, потому что такая же опустошенность царствовала и над ним самим. Хотел бы он помочь старшей Миас, хотел бы отдать ей оставшиеся крупицы собственной решимости и твердости. Да вот только примет ли она их? Вряд ли. Потому что в Ангбанде не прощают. А значит, не прощали и в Мордоре.

Он знал теперь, что от воинства Севера не осталось ничего, кроме одного безмерно напуганного урука. Знал Саурон и то, что вскоре ему придётся принимать гостей. Почти уже ненавидя ту вражду, что посеяла смуту между ним и тремя детьми старого хозяина, Майрон глубоко вздохнул. Если Ниар говорила, что его кольцо находится у нее в кармане, значит, так оно и есть. Чародейка блефовала редко и кривила душой лишь тогда, когда возникала крайняя необходимость. Как с этим гномьим Королём, например. Как его там?

— Торин, — Саурон произнёс имя вслух, распробовав его на вкус. Прищурившись, сложил руки на груди, медленно обдумывая свою странную, безумную догадку. — Торин Дубощит. Ведь ты его защищаешь, не так ли? За ним прыгаешь в бездну и его имени ради истребляешь свой собственный народ. Ниар…

Внезапно даже для себя Саурон чётко понял, что же именно произошло на севере, вдали от его взора. С холодной ясностью он осознал, как сильно изменились друзья прошлого. Не понимая и не пытаясь теперь понять Ниар, Майрон потерянно поплёлся к Лугбурзу, желая вновь обрести телесную оболочку. Будь у него тело, он без колебаний бы направился к Гундабаду, дабы отыскать бесчинствующую девчонку. Да, пожалуй, в таких обстоятельствах он забыл бы о вражде, о борьбе, о власти. Потому что даже для него существовали вещи, гораздо более дорогие, чем Арда.

Саурон вспомнил о Феаноре. Где пропадал этот хитрец ныне? Что выискивал? Уж не пора ли было начать беспокоиться?

«Ещё как пора, — укорив себя, Майрон ускорил шаг. Орки, встретившие его у врат, испуганно подняли глаза к своему господину. Наверное, ожидали от него либо криков, либо наказания. Глупые. Сейчас не было времени на подобные мелочи. — Феанор хоть и заносчив, но не скудоумен. Он постарается использовать свои недостатки как оружие и обратит мою же силу против меня. Знать не желаю, что произойдет, если эльф доберется до гнома быстрее меня. А если Ниар вдруг возжелает забыть о своих целях? Вдруг она обратится против нас?».

Нелепые мысли, глупые, безосновательные. Так уж и безосновательные? Саурон уже не был уверен. Много лет пелорийская тройка строго придерживалась избранного курса, что сложно было поверить в возможность любых изменений в их поведении. Теперь судить о положении дел Майрон не решался, как не решился бы сказать, чего ныне желала Ниар на самом деле. Знали ли Анаэль и Талрис о том колдовстве, что свершилась у подножия Гундабада? Анаэль вряд ли, а вот Талрис вполне мог. Станет ли он противиться сестре? Или же доверится ей, как доверял всегда?

— Проклятие, — буркнув себе под нос ещё пару ругательств на чистом синдарине, Саурон вбежал вверх по широкой лестнице. Порхнув в широкий зал, остановился. Мысли путались и спотыкались друг о друга.

«Если она у Гундабада и идет к Казад-Думу, то попытается провести гномов через Эттенмурс, — Майа не сомневался в правильности рассуждений. Он, наравне с Мелькором, учил Миас военному делу. Их секреты не были для него загадкой. Опыт компенсировал недостаток смекалки, которой обладала Красная Колдунья, а потому Саурон считал, что не ошибается. — И пойдет к Ривенделлу, потому что смертным нужны отдых и припасы. И потом отправится в Морию и там свершит задуманное, в чем бы это задуманное ни состояло. Если только не передумает по дороге».

Что тоже не исключалось. Проделанное Ниар под Гундабадом самому Саурону вряд ли оказалось бы по силам. Для Красной Колдуньи же такие проделки были сродни фокусам. Майрон точно знал теперь, на что на самом деле была способна старшая Миас. Ей с легкостью удалось бы сравнять Мглистые Горы с землей, и теперь она сама знала об этом. Воистину, дочь своего отца.

Майрон вновь вспомнил о кольце. О заветном золотом ободе, который теперь хранился у ангбандки. Не стоило беспокоиться о сохранности этой в действительности важной вещи – Ниар ни под каким предлогом не станет уничтожать кольцо. По крайней мере, до тех пор, пока будет считать самого Саурона препятствием относительно легким.

— Какую же глупость ты совершила, — шепнул Саурон в пустоту и услышал, как она отвечает ему легким эхо. Знай Мелькор, какую цену приходится платить его детям за его освобождение, сам бы, пожалуй, решил навеки остаться в Куме. Майрон даже представить не мог, какой бы крик поднял Моргот в случае, если бы ему удалось узнать о тайной сделке Ниар с Эру. И хоть Властелин Колец не слишком-то желал возвращения своего хозяина в бытность Эа, ещё меньше он желал видеть, как рушатся древние устои в руках бравых Миас. Наверное, нечто подобное ощущал сам Илуватар, слыша, как поет его любимый, самый мудрый и самый сильный сын. — Гном-то, надеюсь, стоил того. Хотя какой гном может стоить твоей души?

Саурон понятия не имел. Любопытство подгоняло Владыку Мордора. А ещё огненными языками лизал пятки страх. На этот раз страх не перед народами Арды, не перед Гэндальфом и Галадриэлью. Страх гораздо более глубокий и сильный, чем страх перед смертью. Все ссоры с Миас до определенного момента воспринимались Майроном как семейные дрязги: рыцарь Дор Даэделота только сейчас понял, что даже последние размолвки, вылившиеся в столь серьезные для него потери, до настоящего момента были и оставались банальными дружескими перепалками. Да, он наворотил делов. Но ведь его промахи не шли ни в какое сравнение с тем, что накуролесила Ниар.

Он не мог теперь сидеть без дела. Он просто не мог оставаться на одном месте, не ведая, что происходит, не осознавая до конца, какой войны стоит ожидать. Саурон нервно прошелся из стороны в сторону. Остановился, глядя в пол. Не разумея, чем именно руководствуется – желанием ли оградить себя от опасности или же простой привязанностью к Миас – решил, наконец, как именно поступит. Развернувшись, выглянул в широкую люкарну. В просвете резного окна виднелся Ородруин. Красавец-вулкан волновался, будто живое существо. Удивительного в этом диве было мало. Все огненное сегодня волновалось вместе с Ниар.