Чертоги Казад-Дума (СИ)

Больг задрожал всем телом, не в силах более испытывать боли. Боясь, что потеряет сознание, он замер. Чародейка, присев рядом, коснулась своей рукой щеки урука. Кожу тут же обожгло. Не решаясь сопротивляться, чернокровый ждал, в то время как старшая Миас, улыбаясь, легким поцелуем осенила его лоб. Все тело урука в мгновение охватил взрыв чудовищных мук, печатью вечного проклятия выжженных у него на сердце. Он завопил, как не вопил никогда, и от крика его затихла магия.

— Скажи Саурону, что я иду к нему. И скажи, что ничто не сможет остановить меня. Потому что такова воля Миас, детей Мелькора, истинных наследников всего Средиземья.

♦♦♦♦♦

— Скажи Саурону, что я иду к нему. И скажи, что ничто не сможет остановить меня. Потому что такова воля Миас, детей Мелькора, истинных наследников всего Средиземья.

Анаэль стояла на уступе скалы, вслушиваясь в громогласный рев той, кого всю жизнь чародейка боялась. Голос Ниар не просто эхом пронёсся по Эннорату, но, подобно любой буре, всколыхнул спавшие до сего момента тёмные силы и вернул к жизни давно забытое всеми зло. Зашевелились в тенях погибшие воины, встрепенулись духи и маги — все дремавшие до поры до времени слуги Ангбанда открывали глаза и поднимались на ноги. К ним взывала их хозяйка, их великая повелительница и воинственная предводительница. На зов, преисполненный ярости и горя, готовы были броситься они.

Бессмертная задрожала, испытывая страх. Она не в первый раз слышала клич Красной Колдуньи, но впервые ощутила в нем сильные, неистребимые чувства. Старшая сестра плакала. Она разрывалась от отчаяния и одиночества, столь ею любимого и почитаемого. Она рвала и метала и упивалась кровью, теряя рассудок от желания убивать и сеять хаос. Ниар пела, как не пела уже давно, ещё со времен пленения отца. Что-то произошло там, на далеком севере и это что-то заставило крепкую духом Ниар испытать горе.

«Она в Гундабаде, — Анаэль не гадала, она просто знала, где находится сестра. Заглушая в себе желание кинуться Ниар на помощь, красавица-Миас сглотнула. Голос сестры все ещё звучал в ушах. — Она под горой и она вновь пользуется магией. Что там стряслось? Вряд ли прозаичные нападения орков могли вывести из себя мою мудрую и смелую сестру. Что тогда?».

Она знала и это. Как знал Талрис. Как знали все трое, те самые дети Моргота, которых Темный Владыка готовил к правлению Эндором. Прославленная за хладнокровие и свирепость, Ниар встретила у Беорна того, кто коснулся искрой её темного, отравленного сердца. Красная Колдунья изменилась. Стала мягче, добрее и жалостливее. Казалось бы, не умевшая никогда ценить тепла, старшая наследница ангбандского трона научилась дорожить дружбой. И, вероятно, познала любовь.

«Сама-то Ниар в этом никогда не признается, — подумала Анаэль, опуская взгляд к земле. — Не признает сего факта и Талрис, наверняка сумевший проникнуть в мысли и чувства сестрицы. Они оба упрямо будут биться головами о стенку, отрицая очевидные факты. Но даже если вдруг Ниар даст слабину… Разве есть в этом что-то плохое?».

Анаэль нервно облизала губы. Проблема как раз и заключалась в том, что плохими могли оказаться последствия странных изменений в Красной Колдунье, а не само её поведение как таковое.

«Стоит одному из вас поколебаться, как не окажется больше силы в ваших руках и все, чему учил я вас, окажется бесполезным, — слова Мелькора прошелестели в уме шёпотом опадающих листьев. — Сила в единстве и упорстве, а не в магии. Когда-нибудь один из вас сядет на трон вместо меня и тогда ему понадобится помощь остальных. Все приходит и уходит в этом мире, все временно. Но ваша преданность делу должна оказаться крепче любых невзгод. Такова ваша судьба».

У Ниар бывали моменты, когда она помогала людям Средиземья по причине своей привязанности к ним. Порой она даже вмешивалась в их войны и распри, силясь научить чему-то смертных детей Илуватара. Но ныне ставки были высоки, и любой риск мог вылиться в крупномасштабную войну. А потому Анаэль хотелось бы верить, что всплеск ярости Ниар был вызван исключительно желанием довести начатое до конца. Если Торину Дубощиту и суждено было умереть от рук орков, хотелось бы, чтобы смерть свою он нашёл в Мории.

Не зная даже, к чему теперь готовиться, Миас обернулась на юг. Её ясный взор заскользил вдаль, туда, где скрываясь под палантином темноты, дышал тучами серы Ородруин. Не стоило тешиться надеждой, что до Саурона весточка Ниар не долетела. Её волшебная песнь коснулась каждого темного существа Арды, рокочущим гимном отозвалась в умах всех подданных погибшего Королевства. А так как Майрон никогда не был слабоумен и отличался завидной прозорливостью, следовало ждать беды. И хоть Анаэль не решалась сказать, были ли несчастья Ниар результатом трудов старого друга, теперь эльфийка без всяких колебаний готова была выдвинуться на юг. Ибо в Мордоре не любили медлить.

«Сестрица, что же ты наделала, — с горечью подумала Анаэль, взбираясь на спину белого варга. Нужно было возвращаться назад, к Азогу. Чем скорее, тем лучше. — Ты приоткрыла занавесь, которую сама же столь яро охраняла от чужих взоров. Саурон вряд ли хотел как-либо тебе навредить, ибо он знает, на что ты способна в гневе. Надеюсь, ты помнишь об этом. Я беспокоюсь за Майрона. И за отца. Но ещё больше я волнуюсь за тебя и Талриса. Ведь мы всегда были в тени. Что будет, если чей-то ясный взор обратится к нам? Боюсь, как бы боком твоя опрометчивость нам не вышла».

Анаэль присвистнула волку. Ей не терпелось вновь оказаться у Мории, под защитой крепких стен Казад-Дума. Она не знала, да и не могла знать, что следующий день преподнесет трем героям гор Пелори. Смутное предчувствие надвигающегося бедствия росло в груди, как порой растут в людях хилые зачатки уверенности в будущем. Анаэль изнутри пожирала тревога и от тревоги этой избавиться она не могла.

В ушах тихим маршем звучало биение сердца, а в мыслях, ранее чистых и строгих, поселился бедлам.

♦♦♦♦♦

В ушах тихим маршем звучало биение сердца, а в мыслях, ранее чистых и строгих, поселился бедлам. Талриса трясло, подобно тому, как порой смертных трясет в жгучей болезненной лихорадке. Пошатываясь, чародей попытался встать с колен. Не вышло. Скрученный в узел желудок агонизировал, то и дело принуждая своего хозяина склоняться над землей в припадке. Когда внутри не осталось и следа от завтрака, а изо рта начала течь бурая желчь, Талрис нашёл в себе силы совладать с неподатливым телом.

Песнь Ниар застала его врасплох. Крепкая связь с сестрой не просто обрушила на волшебника эмоции – она водрузила на него весь тот скарб тоски и печали, что на своей спине несла из века в век Ниар. До сего момента скрытые мысли сестры лишь невнятными облачками проносились в сознании Талриса, но теперь они монументальными изваяниями свалились на усталую голову колдуна. Ошарашенный, озлобленный и удрученный, сын Мелькора едва ли мог представить, что на самом деле чувствует старшая сестра. Не ведая, какие слова могут описать её боль, не имея возможности подобрать подходящие сравнения для её страхов, Талрис вскинул голову к небу и расхохотался сквозь слезы.

Ниар была в Гундабаде. Вдали от Мордора, вдали от служивых Майар. Ей ничего не угрожало, да и не могло угрожать. Разве только её слабости могли вдруг ополчиться против нее же самой, низвергая принцессу Ангбанда в ненасытную бездну безысходности. Талрис, ощущая, как ноют кости, и как по телу разливается волна непреодолимой слабости, поднялся на ноги. Он мог бы на всех порах помчаться сейчас на север, но сестрица должна была справиться со всеми злоключениями сама. Ниар была способна и на большее.

Чародей же беспокоился об ином. Песнь Красной Колдуньи была громкой и сильной. Кто ещё мог услышать её?

♦♦♦♦♦

Песнь повелительницы Тангородрима была громкой и сильной. Кто ещё мог услышать её? Без сомнений, орки. Без колебаний – все те тёмные существа, которые ранее находились в подчинении Миас. А значит балроги, если они были ещё живы, драконы, что прятались на востоке, гоблины и оборотни, варги и тролли, пауки и мертвые духи. Вся та бесчисленная армия, что много лет назад прислуживала благородным хозяевам Дор Даэделота. Заслышали ли волшебную песнь Валар? Возможно. Ведь в этот раз Ниар пела с вызовом, без желания сокрыть себя. Саурон, стоя на выходе из Саммат Наур, даже встрепенулся от волнения, впервые за много лет услышав давно позабытую мелодию. Не страх испытал Темный Властелин и не злость. Он почувствовал прилив сил. И радость, примешенную к грусти.