Девяносто девять (СИ)

Она повернулась вполоборота и поцеловала Алисию в губы.

Это было не так, как ночью, и не так, как тогда, в самый первый раз. Сейчас в этом поцелуе не было боли и горечи в нем не было тоже. Элайза просто целовала, а Алисия отвечала на ее поцелуй.

Несмело, робко, немного неловко, но ведь отвечала, отвечала же!

— Ты хочешь со мной в постель? — спросила Алисия, и Элайза задохнулась от захлестнувшего ее грудь чувства. Это прозвучало так невинно, так напугано, и одновременно с тем так сладко. «Ты хочешь со мной в постель?»

— Не сейчас, — улыбнулась Элайза, наклоняясь чтобы щекой потереться об ее щеку. — Не думаю, что ты уже готова к этому. Не думаю, что я уже готова к этому. Не думаю, что это то, что нам сейчас нужно.

Она почувствовала, как Алисия кончиками пальцев трогает ее шею, затылок, гладит за ушами. Как будто изучает, как будто пробует.

— Разве ты не хочешь сделать меня своей?

Элайза улыбнулась.

— Ты и так стала моей прошлой ночью. Нам не нужно ничего делать, чтобы подтвердить это.

***

Ее совершенно точно куда-то везли. Из-за тряпки, накинутой на голову, невозможно было ничего разглядеть, но ритмичные покачивания и что-то ужасно твердое под животом подтверждало: ее не просто везли, а везли, перекинув через круп лошади и крепко связав руки и ноги.

Она слышала голоса, но не могла разобрать слов. Иногда ей казалось, что она слышит Беллами, иногда — что слышит Элайзу. Но и то, и другое было одинаково невозможно.

Линкольн спасет ее. Куда бы ее ни везли, он найдет ее и снесет этим дуракам все их дурацкие головы.

Если, конечно, на тот момент она еще будет жива.

— Мы приближаемся, — она наконец смогла разобрать целую фразу, но не узнала голос. — Что прикажете?

Лошадь остановилась, и Октавию грубо сдернули с нее, роняя на землю. Она взвыла сквозь зубы, ударившись рукой и процарапав почву плечом. Но когда с ее головы сняли мешок, она взвыла еще громче.

— Здравствуй, Октавия.

— Здравствуй, отец.

Это был он: живой и настоящий, разве что морщин на каменном лице прибавилось за прошедшие годы, да голова стала совсем лысой. Только одно не изменилось: тот безудержный поток ненависти, который испытала Октавия при виде его.

Она бросилась на него, связанная, клацая зубами, пытаясь добраться хоть до какого-то куска кожи, но он ботинком ударил ее в живот, а потом, когда она затихла, ударил еще раз.

— Отец, прекрати. Ты обещал.

Беллами. Он поднял ее на ноги и быстро ощупал, проверяя, нет ли переломов. Развязал руки, ноги. Значит, они действовали вместе? Значит, это они среди ночи оглушили ее и вывезли из Люмена? Но зачем?

— Не сопротивляйся, — услышала она шепот Беллами. — Иначе он убьет тебя.

Она расхохоталась ему в лицо.

— Он в любом случае убьет меня, — громко сказала она. — Я до сих пор жива только потому, что ему что-то от меня нужно! Верно, папочка?

— Ваша Честь, обвинение приглашает в качестве свидетеля отца подсудимой, Чарльза Блейка младшего.

Она сидела рядом с адвокатом и смотрела, как он поднимается на трибуну, как кладет руку на библию, как говорит, глядя в зал: «Клянусь говорить правду и только правду, и да поможет мне бог».

— Мистер Блейк, защита утверждает, что ваша дочь совершила не убийство, а акт эвтаназии в отношении вашей жены.

— Это чушь. Она спешила получить наследство, и поэтому хладнокровно и обдуманно убила собственную мать.

Октавия вскочила на ноги, не веря услышанному. Пусть он ненавидел ее, пусть не смог простить, но он не мог, он не смел так лгать!

— Прошу к порядку! — судья постучал молотком.

— Я нашел ее рядом с телом моей жены, еще не остывшим телом. Она улыбалась и говорила: «Теперь ты не остановишь меня, мама. Теперь я наконец-то смогу повидать мир».

— Ты лжешь! Ублюдок! Сукин сын! Он лжет! Я сделала то, о чем она просила меня! Я любила ее!

— Приставы, уведите подсудимую из зала суда.

— Видите, Ваша Честь? Моя дочь всегда была нестабильным подростком. Мне жаль, что я не сумел вовремя остановить ее.

Отец замахнулся, чтобы снова ее ударить, но Беллами закрыл ее своим телом.

— Хватит, — попросил он. — Если она будет избита, они не поверят и не впустят нас внутрь.

Внутрь? Октавия огляделась по сторонам и едва удержалась от того чтобы снова завыть. Они были буквально в двадцати шагах от рва, окружающего Розу, и она поняла, почему ее до сих пор оставили в живых.

— Пошел в задницу, — посоветовала она отцу, сплевывая на землю кровь. — Я не попрошу их открыть ворота даже если вы станете меня убивать, ясно?

— Когда мы начнем тебя убивать, — медленно сказал отец, подчеркивая слово «когда», — они сами откроют ворота и спустят мост. Нам не придется ни о чем просить.

Какой-то лысоватый мужик подхватил Октавию за шиворот и потащил вперед. Она отбивалась словно кошка, но он был сильнее. Где-то за спиной слышался голос Беллами: похоже, ему не слишком нравилось происходящее.

Ее дотащили до первой линии рва и бросили на землю.

— Эй! — закричал отец во всю мощь своего сурового голоса. — Мы привезли вам подарок!

Октавия увидела, как опускается мост через внутренний ров, а потом увидела Линкольна, бегущего по этому мосту.

— Линк, стой! — завопила она. — Это ловушка! Они хотят зайти внутрь и убить вас всех! Не смей выходить сюда! Не смей!

Он остановился, явно не понимая, что делать. Сердце Октавии колотилось как бешеное, а все мысли сосредоточились на одном: «Спасти Линка. Спасти его любой ценой».

— Опускай мост или я перережу ей горло, — отец схватил ее за волосы, оттянул голову назад и приставил к горлу кинжал. — У тебя нет выбора, слышишь, ты, обезьяна? Опускай мост!

Октавия увидела как на воротах за рвом появляются вооруженные люди. Увидела Джаспера с винтовкой, и Атома с пистолетом, и других. Но она знала, чувствовала: они не начнут стрелять, пока она еще будет жива.

С задранной вверх головой она легко могла разглядеть лицо Линкольна. Это лицо, обычно хмурое и безэмоциональное, сейчас было искажено страхом и первобытным ужасом.

— Ты с самого начала была моей, — с легкостью прочла она в его глазах.

— Ты с самого начала был моим, — беззвучно, едва шевеля губами, ответила она.

А потом схватила отца за руку, сжала и полоснула кинжалом по собственному горлу.

***

— Эл, какого хрена происходит? Мы думали, что тебя уже повесили на центральной площади!

— Не ори, Вик. Не нужно, чтобы нас слышали.

Она проскользнула в комнату друзей во время смены охраны. Само собой, без Алисии ничего бы не вышло: она отвлекала внимание стражников, с суровым видом следуя по коридору. Пока они преклоняли колени, пока опускали головы, Элайза успела вбежать внутрь и прикрыть за собой дверь.

Схватила Маркуса и Вика за руки, отвела к окну и там обняла обоих сразу за шеи.

— Кто-то убил Спарка и освободил пленных, — сказала она тихо. — А заодно забрал с собой Октавию, чтобы все подозрения упали на нас.

— Отлично, — оценил Вик. — Теперь нас бросят в ров к мертвецам?

— Нет. Не бросят.

Элайза села на пол, и Вик с Маркусом сели рядом с ней. Они выглядели куда лучше, чем месяц назад, и куда лучше, чем вчера, на ассамблее.

— Что вообще произошло? — спросил Вик. — Из твоих записок ни хрена невозможно было понять.

— Благодаря взрывам Рейвен удалось увести часть мертвяков в сторону. Вернее, в стороны — три, если быть точной. Пока нас не было, часть прорвалась через баррикады в Люмен, но земляне зачистили их и снова восстановили город.

— Отлично, — перебил ее Маркус. — Это ведь хорошие новости, так?

— Да. Но есть и плохие: несмотря на то, что весь этот месяц земляне укрепляли баррикады, мы все еще под угрозой. И мы с Лексой считаем, что смерть Спарка и бегство пленников — это попытка отвлечь наше внимание именно от баррикад.

— Вы с Лексой?

Элайза мысленно выругала себя. За последнее время настолько привыкла так думать об Алисии, что даже не заметила как сказала это вслух.