Болото (СИ)

- Они заслуженны, - бросила Лиза.

- Слушай, признайся честно, - Эндрю решился на тяжёлый для обоих вопрос. - Ты ведь рада, что тогда не связала с ним свою судьбу.

Лиза промолчала. Эндрю понял всё.

На другой день она всё же собралась к Алексу. Проделав долгий путь по зыбкой, то и дело норовящей уйти из-под ног, почве, она добралась до дома покойной Нормы.

К её удивлению, входная дверь оказалась не заперта. Она отворила её и робко прошла в гостиную. Алекс сидел на диване у левой стены. Взгляд его по привычке был устремлён в неработающий телевизор.

- Привет, - сказала Лиза.

Алекс будто не замечал её. Лиза осторожно шагнула внутрь гостиной. Тусклый оконный отсвет преломился и упал на массивную фигуру Алекса. Теперь Лизе стали заметны помятость и щетина на его лице. В руках Алекса злобно блестела длинная бутылка дорогого виски. Он был настолько пьян, что не хотел пользоваться стаканом и пил из горла.

- Сожалею, - негромко произнесла Лиза. - Смерть миссис Нормы - невосполнимая утрата...

Тон её речи был банальным. В нём легко улавливалась фальшь.

Алекс не отвечал. Он привычно отхлебнул коричневатой жидкости из бутылки, но поперхнулся и закашлялся. Он долго кашлял, но Лиза не сделала и движения, чтобы помочь ему.

После Алекс всё же удостоил Лизу вниманием. Он спросил:

- Зачем явилась?

И от этого вопроса Лизе сделалось холодно. Она поёжилась.

- Эндрю сказал, что ты... Что ты снова пьёшь.

- Пью. И буду пить, сколько сочту нужным. Проблемы?

- Нет, но...

- Если нет - уходи.

Лиза почувствовала, как внутри неё начинает пробуждаться маленький бесёнок. Его требовалось срочно усыпить. Она мысленно сосчитала до десяти и выпустила пар.

- Предположим, проблемы, - стараясь держать себя в руках, сказала она. - Предположим, я не хочу, чтобы ты гробил себя. Алекс, на тебя страшно смотреть! Ты же катишься вниз!

- Неужели?! - с вызовом спросил Алекс. Его рот растянулся в кривой ухмылке.

Он встал и подошёл ближе к Лизе, остановившись на расстоянии около метра от неё. Воздух пронзил тошнотворный запах перегара.

Алекс продолжил:

- Странно, что ты подумала обо мне только сейчас. Решила поиграть в благородство, девочка?! Или про былые чувства вспомнила?.. А где ты была... Где была ты, когда мне было плохо?! Когда меня едва не уволили со службы?.. Почему не подумала ты обо мне, когда предпочла мне этого богатенького папиного сынка?! Продалась ради его богатства?.. Ради денег? Твой отец успешно выплатил чёртову ипотеку! Ты не менее успешно закончила чёртов художественный факультет, который он тебе оплатил! Поздравляю, милая! Надеюсь, что ты счастлива!

Тон его речи от слова к слову накалялся. Закончив, он припал к горлу бутылки и осушил её до дна.

Лизу била дрожь. На неё словно вылили ушат зловонного кипятка. Не произнося ни слова, она развернулась и вышла прочь. Лишь отойдя от дома Алекса метров на сто, она позволила себе разрыдаться.

Сам Алекс, которому было до сумасшествия горько на душе, постоял некоторое время в забытье. Потом вернулся к дивану и лёг, уткнувшись лицом в сыроватую спинку. Он забылся мрачным сном. Там, во сне, Алекс мучительно искал ответ на вопрос, почему же Лиза тогда предпочла другого. Искал он повсюду: в укромных уголках своей комнаты и потайных местах детских лет, под кустами настурции в оберегаемом мамой палисаднике и в бережно хранимом отцовском портмоне, на морских картах, в справочниках и энциклопедических словарях. Мысль о том, что ответ хранится в дебрях его памяти, Алексу в голову не приходила.

Да, миссис Норма сделала всё для того, чтобы расстроить их отношения, так считала Лиза. Но ей было не понятно, почему бездействовал Алекс. Если бы он действительно любил Лизу, то не пошёл бы у матери на поводу. Он сделал бы что угодно: сказал Норме твёрдое "Прекрати!", или увёз бы возлюбленную на другой конец страны, хоть на Аляску. Холод природный ведь не так страшен, как холод человеческий.

Лиза возвращалась домой. Ей вспомнился бывший муж. Пожалуй, он куда лучше, чем Алекс, понимал её. Он давал ей свободу и не ограничивал в творчестве. Он восторгался Рафаэлем и не любил Дали. Ему не нужно было объяснять разницу между реализмом и кубизмом. Но он был избалован, и не смог вынести жизни с больным ребёнком. Тяжёлый быт, ежедневный детский плач и страдания, оказались выше его сил, и разошлись с его представлениями о счастливой семье. В какой-то момент Лиза поняла, что будет лучше отпустить его.

Алекс протрезвел через пару дней, и только потому, что его запас алкоголя иссяк. Его ломало и словно выворачивало наизнанку. Чтобы похмелье угомонилось, нужно было выпить. Но выпивки не было. Пришедший словно из другого мира, бодрый и радостный, Джейк, вливал в него какие-то микстуры, заставлял принимать большие белые таблетки. Через некоторое время Алексу полегчало.

- Если б я знала, что у него был такой большой запас алкоголя!.. - сокрушалась Лиза. - Как можно было позволить себе пить в такой момент! Подумать только, ведь всё это можно было сжечь, использовать на обогрев дома или приготовление еды! Столько топлива зря пропало!

Практичность Лизы не знала границ.

- Иногда и расслабиться надо, - Эндрю неожиданно поддержал Алекса. - Всё-таки горе, мать умерла.

- Но не тогда, когда мы сами на волосок от смерти! - рассердилась Лиза.

- Точно! - поддержала её Айша.

Она гордо вскинула голову.

Диалог происходил у Лизы дома. Незадолго до этого решено было, что Айша с девочками переберутся к ним. Лиза намеревалась также предложить переехать Грете с её новыми постояльцами. Неизбежное объединение привыкших к личному пространству людей пугало их возможными ссорами и непониманием.

Поэтому Айша поначалу отказывалась, объясняя тем, что не хочет будоражить дом Лизы своими беспокойными девочками. Но потом сдалась под натиском её аргументов. К тому же, Эндрю очень настаивал на переезде. Но страх перед новыми отношениями вынуждал Айшу переходить на резкость. Она готова была взорваться по пустяковому поводу.

- Вы обе преувеличиваете, - Эндрю продолжал настаивать на своём.

- Ах, так?! - Айша вышла из себя. Её брови поднялись вверх, глаза сузились, из-за чего она сделалась похожей на кошку. - Посмотрю я, что ты скажешь, когда в нашем доме станет так же холодно, как на улице!

Она произнесла что-то непонятное Эндрю на своём родном испанском. По-видимому, это было ругательство. Затем она удалилась в кухню, и уже оттуда, в такт стуку ножа, по-английски продолжила:

- Жалеет он его. А о нас он подумал? О том, как мучаются ребятишки?! Бедные дети только мечтают о конфетах и фруктах! Мышенька до слез просит молока! Майкл с тоской говорит о мандаринах и авокадо! Когда было такое?! Разве что в войну?! Нас не бомбили, не нападали. Что за ужас и за что нам всё это?.. Малышки обросли грязью, ни помыться нормально, ни постирать! Учёбу забросили, как догонять потом?! Когда же кончится это сумасшествие?!

Выговорившись перед самой собой, Айша вытерла скупые слёзы и отправилась в зал, тушить на огне последнее куриное мясо. Для детей она всегда была образцом спокойствия.

К вечеру того же дня немногочисленные жители Вэллпорта оказались перепуганы трагическим известием. Вернулось пять человек, ранее ушедших из города.

Полуживые, ободранные, израненные, они добрели до одного из жилых домов. Двое из них, молодые парень и девушка, рухнули ничком на крыльцо, и вскоре перестали дышать. Остальных приютили, накормили и дали воды. Они-то и рассказали о том, что в один миг трясина разинула бездонную пасть и поглотила отступавших из Вэллпорта людей.

Пытавшихся спастись она догоняла, кусая за пятки, хватая за руки. В водовороте хаоса погибли все без исключения. Пришедшим в Вэллпорт удалось спастись только потому, что они замыкали колонну.

Обратный их путь был не менее тяжёл. Постоянно казалось, что за ними кто-то следит. Слышались дикий вой и далёкие голоса, некоторые из которых принадлежали их умершим родным. Они звали за собой, и это вызывало панику. Ветки утопающих лесных деревьев резали острее ножей. Внезапно деревья стали проваливаться под землю. Люди бежали наугад, не разбирая дороги. Потом брели по какому-то пустырю, словно ходили по кругу. Видимо, когда-то здесь был лес. Происходящее казалось страшным сном. То, что им удалось найти дорогу домой, пришедшие считали чудом, но сокрушались, что так мало кому удалось спастись.