Болото (СИ)

- А сколько уже время? - то и дело раздавались возгласы в толпе.

- Без пяти восемь, - отвечали им счастливые обладатели наручных механических часов.

Если случалось, что подсказать время было некому, люди вокруг сокрушались:

- Как жаль, что остановились городские часы!

И взгляды людей невольно скользили вверх по стянутым тиной массивным белым колоннам, перемещались на величественные часы со стрелками, которые венчали фасад поросшего мхом здания администрации, и далее поднимались ещё выше, на анфиладу крыши и, с острия шпиля, уходили в туманное и неподвижное небо. Оно неизменно молчало.

Ровно в восемь двери муниципалитета распахнулись, и оттуда, словно мураши, стали выбегать и распределяться по крыльцу люди в военной униформе. Следом за ними показался мэр и члены правительства, также одетые в камуфляж.

Мэр вышел на середину крыльца, и пространство вокруг него словно по команде очистилось от людей. Мэр внимательно оглядел притихшую толпу и, довольный выдержанной паузой, поднёс ко рту рупор и начал свою речь.

- Друзья мои! - толпа с облегчением выдохнула. Начало оказалось добрым. - Дорогие жители нашего славного Вэллпорта! Сегодня важный день в истории города, в жизни каждого из вас. Мы вынуждены уйти, - он вновь замолчал, а тысячи людей вокруг затаили дыхание. - Думаю, все понимают, что такое решение далось мне нелегко. Мы любим наш город, мы вложили в него немало сил, и теперь нам тяжело бросать его на растерзание безжалостной природы. Но сохранить жизнь сейчас - ценнее. Мы уходим в поисках спасения. Я уверен, мы найдем его. И после - обязательно вернёмся!

Толпа вновь загудела. Были слышны восторженные возгласы, кое-где раздавались аплодисменты. Вернуться хотелось всем, и не столько даже в сам город, сколько - к привычной, уютной жизни, в которой есть электричество и вода, нет перебоев с лекарствами и питанием, где платят зарплату работникам, а дети - ходят в школу. Кризис пошатнул и расколол общество, и теперь, измотанные внутренними распрями, бытовыми неудобствами и мором, люди жаждали возврата жизни в привычное русло.

После короткого, но пламенного, выступления, мэр передал слово руководителю службы безопасности города.

Широкоплечий мужчина вышел на середину крыльца, уверенным движением взял рупор у мэра и произнес:

- Внимание! Движение осуществляем колонной. Направляющие - я и мэр, идем во главе. Следом - руководители и сотрудники администрации. Затем - остальные жители города. Мобилизованные врачи распределяются по ходу движения. Замыкает отряд служба безопасности. Движение начнется от площади по Морской магистрали и далее, по улицам, до выхода из города.

Ему пришлось прерваться. Люди, охваченные волнением, начали движение. Брали в руки поклажу, хватали детей и пытались пробраться поближе к краю площади. Гул толпы нарастал. В воздухе стало скапливаться напряжение. Выход с площади на Морскую магистраль был перегорожен живой цепью из бойцов отряда службы безопасности. Они не выпускали людей, и в рупоры отдавали приказ построиться в колонну по четыре человека.

Но рев и визг перекрывали громкие голоса, доносящиеся из рупоров. За считанные секунды возникла давка. Люди теряли друг друга, с криками и плачем бросались на поиски, но в сумасшествии толпы отыскаться было не возможно. Падали в трясину рюкзаки, пакеты, вещи. Падали в трясину немощные старики и слабые дети, и, если в тот же миг упавших не поднимали из жижи и не ставили на ноги, их затаптывали десятки ног и, лишенные кислорода, они тонули в мутной воде.

Мэр бегал по крыльцу, призывая всех к порядку, начальник службы безопасности тщетно кричал в рупор. Спуститься в толпу они не решались. Внезапно в этой суматохе возвысилась над прочими лысая голова убогого, словно вымоченного в прокисшем растворе бриллиантового зелёного, Джереми.

Его голос, сначала почти не различимый в общем гаме, звучал все сильнее и настойчивей. Через пару минут речи его можно было услышать уже за пару десятков метров от него самого. Звуки, что вырывались из горла юродивого, хлестким кнутом рассекали тяжелый мутный воздух. Отчего-то он не гасил голос Джереми, а напротив, усиливал его.

- Безумцы, одумайтесь! - летели во все стороны его вопли. - Люди, что же вы творите?! Вы не спасетесь, давя и убивая друг друга! Посмотрите! Я выше вас на две головы! Знаете, как мне это удалось?! Я стою на трупах!

От центра к периферии толпу передернуло волной, и она замерла. Затем, как по команде, десятки сотен голов развернулись в сторону юродивого. Казалось, еще немного, и неразличимые лучи из глаз людей проделают в Джереми дыру. И внезапно, охваченные единым порывом, люди двинулись в центр. У каждого возникло страстное желание сбросить Джереми с его невидимого пьедестала. Толпа сворачивалась в клубок, нити рвались, и вновь терялись связи, удержанные ранее или восстановленные только что, вновь толкали, намеренно и нет калечили. Возникла новая паника и ещё большая давка.

А Джереми продолжал выкрикивать, и вопли его летели над толпой, пулями врезаясь в уши людей. Но оглохшие от страха не внимали словам.

- Остановитесь! Прекратите это безумие! Опомнитесь! Покинув город, вы не заслужите прощение! Только признав неправоту перед планетой Земля и приняв покаяние, вы сможете очиститься и спастись. Суета и движение прочь приведут к погибели! Вы лишь приумножите количество умерших. Вот они, подо мной! Утопленники, задавленные вашим безумием. Это ваши близкие, посмотрите! Погибших станет ещё больше, если вы уйдё...

Раскатистый треск пронзил воздух. Джереми плюхнулся в густую жижу, которая смачно чавкнула, резко ухватила упавшего и потянула вниз. И тут же выплюнула его лысую голову назад, на поверхность. Джереми смахнул зелёные паутинки с лица и заглянул в лицо обидчика, две секунды назад ударившего его кулаком по лицу. Оно было пропитано отвращением.

- Заткнись, урод, - сквозь зубы процедил тот.

Этого человека звали Гордон Брадис. На вид ему было около сорока лет. Среднего роста, широкоплеч. На теле - следы былых занятий спортом, заброшенных, по-видимому, лет десять назад. Карие глаза Гордона взирали на окружающих надменно, исподлобья. Тёмные мохнатые волосы придавали ему сходство с гималайским медведем.

- Я хочу лишь, чтобы вы одумались! - в толпу крикнул Джереми. Он не мог подняться, его руки и ноги скользили по тому, что когда-то было землёй, ища опору.

- Он не врёт! - раздался возглас неизвестного молодого человека. - Тут действительно трупы! Тут везде трупы!

И тут все увидели, что этот парень, которого била крупная дрожь, держал под плечи тело молодой женщины. Она вся была перепачкана болотной жижей. Нос её был сплющен, лицо, вперемешку с зеленью, бурыми пятнами покрывала кровь. Женщина была мертва.

- И здесь! - раздался ещё один крик, а вернее даже, визг.

А следом тоненькое, шепелявое:

- Мама!!! - словно ангел потонул в отчаянии.

Повсюду были покойники. Пожалуй, в той давке погибло больше сотни человек.

Неизвестный парень выронил тело девушки из рук, подбежал к Брадису и, по-волчьи взвыв, толкнул его в грудь. Гордон пошатнулся и упал, а болотная жидкость скрыла его вопль от боли.

Джереми, наконец, удалось подняться.

- Звери! - крикнул он в толпу и по-детски заплакал.

Это происшествие отрезвило толпу. Словно сквозь пелену, в головах людей стали появляться звуки голосов мэра и начальника службы безопасности. Постепенно голоса становились всё отчётливее, и вместе с восприятием звуков до людей начал доходить смысл. Он угомонились. А представители власти продолжали носиться по крыльцу, не делая и шага вниз. Мараться в болотной жиже раньше времени было выше их сил. Потому они не видели падения Джереми и сбитого с ног Гордона, который, превозмогая боль в правой голени, полз теперь, как собака, прочь из центра толпы; они так и не поняли, почему народ, доселе неуправляемый, сделался вдруг послушным, внял их требованиям и вначале медленно, будто нехотя, принялся выстраиваться в колонну. Люди становились семьями в ряд. Усталые от ожидания, встревоженные и опустошенные одновременно, они брались за руки, чтобы больше не потеряться. Мимо становящейся всё стройнее человеческой колонны носились с криками те, кто не смог отыскать близких. Поняв, что найти родных не удастся, заплаканные люди возвращались к тем, кто остался в живых, чтобы не потерять хотя бы их. По дороге они подбирали заплаканных, перемазанных грязью, детей. Главным сейчас было не оставить их в пустом городе, а там, в дороге, глядишь, и объявятся их родители или родственники, - так рассуждали люди.