Город, отделяющий от неба (СИ)

- Ладно, - сказал Тин-Тин после паузы. - Надеюсь, это не то, о чём мы все подумали.

- На картах поворота не было, - забубнил Лайбах. - Там просто туннель обрывался.

- Мы все эти карты видели, - сказала Мелания. - Карты старые, да и ни к чему давать людям информацию, возможно, опасную. Решётку-то неспроста поставили.

- А, может, он к Ленивым Высотам ведёт? И решётку Институт установил? - предположил Циркон.

- Не самый плохой вариант для нас, - заявила Вертышка.

- Не, парни, - сказал Лайбах (он гендерных различий в экседре не делал). - Мы шли не за этим. К Высотам можно и в обычный день.

- Хватит! - оборвал разговоры Тин-Тин. - Мы уже здесь, и мы уже идём. Если кто-то хочет к мамочке, говорите сразу. Пойдём без него.

К мамочке никто не пожелал. В полусотне шагов за поворотом лучи фонарей упёрлись в густую пелену тумана. Посовещавшись, решили связаться верёвкой и идти гуськом. Тин-Тин вёл экседру, за ним расположились так: Лань, Пашань, Вертышка и Циркон. Замыкал цепочку Лайбах на более длинной верёвке. В случае чего он по команде должен был тянуть всю банду назад. Костику, правда, не вполне было понятно, в случае конкретно чего, но коллегиально решили так (по настоянию девчонок). Двинулись дальше, теперь уже куда медленнее. Свет вязнул в молочно-белой водяной вате, потому все, кроме ведущего, свои фонари потушили. Вскоре по предложению Верки обмотали низ лица шейными платками (вот когда это школьное проклятье пригодилось!), но и тогда мерзкий маслянистый привкус странного тумана раздражал носоглотку. Время от времени кто-нибудь принимался кашлять. Одежда промокла и противно липла к телу. Костик, в очередной раз бросив взгляд на подвешенный к ремню шагомер, остановил группу:

- Так, поворот в тридцать градусов даёт нам прибавку к шестистам метрам...

- Девяносто два! - тут же откликнулась шустрая в математике Вертышка.

- Ну да. Учитывая, что и там, снаружи, тоже треугольник, положим, что лишних метров сто получится. К тому же шестьсот метров - это очень приблизительно. В общем, так, экседра! Слушай мою команду: идём медленно, провисания верёвки не допускаем. Если я поворачиваю фонарь влево - все быстро перемещаемся к левой стене, вправо - к правой. Если я свечу вверх - все резко останавливаемся. Если вниз и выключаю - присаживаемся. Всё понятно? Тогда пошли, только не шуметь!

Спустя какое-то время Тин-Тин осознал, что звуки его шагов, прежде чётко возвращаемые эхом от стен туннеля, стали гораздо глуше. Костик взглянул на секундомер, засекая время. С начала последней стадии движения прошло чуть менее четырёх минут. Тин-Тин направил луч фонаря налево - экседра тотчас послушно двинула приставными шагами в указанном направлении. К стене, которой больше не было.

Выход из жерла туннеля обнаружил Пашань, миновавший его только что. Вооружившись всей осветительной мощью (включая пять запасных фонарей), друзья принялись изучать створ. Сращенные друг с другом встык тюбинги из несокрушимого силикобора-А были срезаны будто лезвием вместе со скалой, из которой они выходили. Скала, матово и влажно блестящая на срезе, уходила вверх, опережая возможности фонариков (даже мощного водолазного прожектора, позаимствованного Лайбахом у папаши). Справа и слева картина была в точности такая же. Лежащее снизу дренажное основание из силикобора-С оказалось совершенно нетронутым. Четырёхметровой ширины идеально ровная дорога, чуть шершавая на ощупь, высовывалась из жерла тоннеля бесконечным языком, висящим над столь же непроницаемой для фонарей бездной. Тин-Тин, обмирая от ужаса, вообразил себе, как, не заметив пропажу эха и слегка сбившись с направления, валится в эту сырую и тёмную бездну, увлекая за собой доверившихся ему друзей. Бр-р!

- Слышь-ка, народ! - сказал Пашань голосом, не предвещающим обычно ничего хорошего. - Подержите-ка меня за ноги!

И полез к краю дороги, светя фонариком куда-то под неё. Когда Тин-Тин и Лайбах, матерясь в голос, извлекли его упитанную тушку оттуда за ноги, Пашка сиял в лучах фонариков, будто в свете софитов.

- Что бы вы без меня делали! - завопил он, протягивая друзья измазанную в глине левую ладонь.

Когда все успокоились и перестали привычно орать на олуха и раздолбая, немедля полезли проверять сами. Даже страдающий акрофобией Циркон причастился. Оказалось, что дорога из мягкого и проницаемого для влаги силикобора-С не висит в воздухе, опираясь лишь на своё начало в туннеле, а покоится на уходящем в ту же бездну тонком скалистом гребне шириной даже чуть меньше самой дороги. Гребень, облепленный кое-где глиной и землёй, ощупали все.

- Странно это, - заметила Мелания, когда путешественники немного угомонились. - Обособлением срезало даже "ашку". Почему "цешка" нетронута? Она же мягкая и пластичная. Через неё влага и грязь свободно проходит, и даже мусор...

- Может, в этой пластичности всё и дело, - сказал Лайбах посреди затянувшегося молчания.

Возможно, подумал Тин-Тин, Клаус и прав. Как всегда, когда успевает рот раскрыть.

- Ну что, - спросил Пашань, потирая озябшие в холодном тумане руки. - Идём дальше?

- А если проход закроется? Мы же не знаем, сколько он будет держаться? - подала голос Верка.

- Предлагаю вернуться в туннель и поесть, - сказал Костик. - Заодно и поразмыслим.

Уселись у правой стены, если смотреть наружу - так было несколько светлее. Сошлись во мнении, что там, слева вверху, возможно, находится солнце или другой источник яркого, но почти не видимого сквозь туман света. Сидеть пришлось на корточках, поскольку даже гигроскопичный пол туннеля ощутимо вымачивал и без того влажную одежду. Еду разложили поверх брезентового рюкзака Циркона. По очереди пили чай из крышки термоса, поскольку рассеянный Нулик позабыл взять обещанные "охотничьи" стаканчики отца. Когда предпоследний в чайной очереди Тин-Тин принимал горячую стальную ёмкость из рук Циркона, откуда-то сверху раздался отчаянный крик, а секунду спустя сверху на дорогу снаружи с липким шлепком упало что-то большое и тёмное. Экседра замерла в испуге, не в силах проглотить откушенное и пережёванное. Костик, шипя и морщась от позабытой в руке горячей плошки, осторожно поставил чай на рюкзак и медленно начал подниматься, стараясь не производить никакого шума. Лань тут же вцепилась ему в рукав. Отодрав от себя ледяные лапки подруги, Тин-Тин привычным жестом достал из внутреннего кармана школьной куртки здоровенную рогатку, зарядил её увесистым "муравьиным" шариком и медленно пошёл к упавшему предмету. Внутри у Костика было пусто и гулко, как в школьном спортзале. Он не видел, но знал, что за его плечами сейчас точно так же осторожно вышагивают два других бойца экседры - Лайбах и Пашань, за которыми, вполне возможно, крадётся и Мелания, пугливая Лань, способная в минуты опасности на отчаянные чудеса. Нулик, разумеется, привычно празднует труса в веркиной компании. Уже за несколько метров до цели, ещё не в силах разглядеть её, Тин-Тин совершенно точно понял, что вон та бесформенная тёмная куча - человек. Ничто другое на свете, кроме запущенного человеческого тела, не могло источать столь плотного, омерзительного, неописуемого смрада. Не выпуская из рук рогатки, Костик вновь натянул на лицо мокрый шейный платок (да ты, брат, определённо полезен!) и только тогда двинулся дальше. Поравнялся с скрюченным телом, присел и тут же гаркнул во всё горло, убирая оружие в карман:

- Свет сюда! И мой ранец!

Вонючий оборванец, немыслимо грязный и худой, был ещё жив. Неизвестно, что он сломал себе при падении, но головой он приложился крепко: сквозь спутанные пегие патлы вовсю струилась кровь - то жидкая и алая, то сгущающаяся на глазах венозная. Тин-Тин, стараясь не суетиться, достал из никогда прежде не открываемого кармана ранца старую мамину косметичку с аптечкой, мамой же заботливо обновлявшейся раз в полгода. Отдирая застёжку-чертополох, успел подумать, как много вещей, казавшихся прежде обременительными и бесполезными, сыграли сегодня роль джокера. Так, всё, теперь спокойно, как мать учила. Перекись водорода на открытую рану, пока кровь не остановится. Осторожно осмотреть, не меняя положение позвоночника - вдруг перелом.