Дикая охота. Полотно дорог (СИ)

Первым ее заметил дух. Атеа передернуло – взгляд его был острее меча и пронзал насквозь. Ведьма смотрела точно так же, словно в само сердце заглядывала, а потому Атеа решила вызвериться на Даэн.

- Бес бы вас забрал, вы шутить вздумали?! Я просыпаюсь, а в комнате пусто, и вас нет, никого! Даже этого бесноватого. Что я должна думать, по-вашему?!

Даэн приподняла уголок губ в кривой усмешке.

- Чтобы думать, нужно иметь разум. У тебя он отсутствует напрочь, поэтому мы не беспокоились.

- Ишь ты, глядите, госпожа Коршун острит, - огрызнулась Лебедь, - Только ты поаккуратнее, Даэн. Не порежься о собственный язык, - она повернулась к Меред и пронзительно взглянула на подругу, - А ты-то, ты-то хороша… Могла разбудить хотя бы!

Меред отвела взгляд, словно нашкодивший пес, и вся будто сжалась.

- Я сама только вышла. Даэн и Мара уже были здесь…

- Давай, оправдывайся теперь,- проворчала Атеа, складывая руки на груди. Несмотря ни на что, от сердца у нее отлегло: все были живы. Ее не бросили одну. Страх медленно разжимал когти, отпуская ее, и Лебедь внезапно поняла, что сердце у нее легкое. Всякий раз, когда она просыпалась и видела лица Меред и Даэн, становилось легче дышать, словно сети сна, наброшенные темнотой, тянули ее к земле, а с рассветом рассыпались прахом.

Даэн не обращала на нее больше внимания. Женщина вновь повернулась к лесу и нахмурилась, глядя куда-то сквозь пересечья мертвых ветвей. Ведьма, став к ней поближе, тихо молвила:

- Решать тебе. Я чую угрозу с запада, на севере и на востоке чисто.

- Я не чувствую вообще ничего, - Даэн тряхнула головой и прижала руку к груди, кулаком потирая место, где у каждой Птицы трепетал огонек Дара Хартанэ, - Но Шедавар говорила, что девочки уходили на восток, к живому лесу. Искать нужно там.

- Стало быть, пойдем туда, - немного помолчав, кивнула Мара. Атеа насторожилась.

- Погодите-ка. Что значит «пойдем»? Ты решила прогуляться с нами, госпожа ведьма?

- До поры, - ведьма взглянула на нее, и Атеа невольно сглотнула: глаза у нее были совершенно жуткие, холодные и странные. Наверняка взглядом дрова колет у себя в лесу.

Больше никто не проронил ни слова. Даэн первая вышла за плетень, быстро направляясь к лесу. Следом за ней шла ведьма, и Атеа видела, как чуть подергиваются кончики ее тонких пальцев – она чуть раскинула руки, обратив их ладонями к стене деревьев, словно что-то искала. Ветер трепал край ее плаща, и казалось, что сейчас он подхватит колдунью и унесет ее в серое небо, раскинувшее громадные тучи совсем низко над ними. Атеа взглянула на Меред, стоящую рядом, и хлопнула ее по плечу.

- Идем, а то наша Пташка перья нам повыдергивает за медлительность. Она же у нас такая решительная…

Меред подняла взгляд на нее. В голубых глазах застыла тревога, и тревожная морщинка пересекла лоб Птицы.

- Атеа, там что-то недоброе.

- Вот неожиданность-то какая! – Атеа с деланным удивлением распахнула глаза, подхватывая Меред под руку, - А я, глупая, думала, что мы по грибы да ягоды пришли, вот незадача…

- Ты не понимаешь, - что-то в голосе Меред заставило насторожиться Атеа. Она была не на шутку встревожена – такой Лебедь не видела подругу никогда, - Я чувствую. Что-то случится там. Не знаю, как объяснить, но…

Она бессильно умолкла, опустив голову. Атеа смотрела на нее несколько секунд, а потом, взяв ее под локоть, повела следом за Даэн и Марой и ласково промурлыкала:

- Меред, милая, ты случаем не Вороной прозвана? – Меред удивленно нахмурила брови, а затем мотнула головой, - Нет? Ну вот видишь. Так чего ты, Хартанэ тебя сохрани, каркаешь? И без того дурно, так ты еще и настраиваешь невесть на что. Будь хорошей девочкой, пойдем в темный страшный лес. Авось, и живыми выберемся – то-то радости будет, правда? – нервные нотки все-таки проскользнули в голосе, но Атеа тут же взяла себя в руки. Уж она-то паниковать не будет. Мертволесье – явно не то место, где можно было позволять себе страх.

Впереди уверенно шла Даэн, та самая, что выжила в самых страшных стычках с дикими, и вряд ли она боялась. А потому впервые в жизни Атеа решила отступить от своих принципов и взять пример с Коршуна. Дух, оставшийся на мельнице, смотрел им вслед, и лопатками Лебедь чувствовала его нездешний взгляд, жгущий сердце сквозь грубую ткань. Он-то наверняка чуял их ощущения, и уж ему она точно не собиралась показывать свою слабость. Никому из них.

Но когда темная стена стволов сомкнулась за ее спиной, Атеа вдруг ясно и четко поняла, словно кто-то молнией высветил ее сознание: Меред права. Только поворачивать назад было уже поздно.

========== Глава 21. Перед лицом смерти ==========

Под ногами шуршал ковер из сломанных сухих стеблей, сморщенных листьев, рассыпающихся от одного небрежного касания, и темных веточек, больше похожих на тонкие изломанные кости. Ни троп, ни путевых вех – лишь голый лес, черный и молчаливый, расстилался вокруг на версту. Где-то на горизонте виднелась темно-зеленая полоса высоких еловых крон, едва припорошенных снегом – но легче от этого не становилось: здесь жизнь замерла, будто неведомый волшебник накрыл Мертволесье громадным колпаком и теперь внимательно наблюдал за тем, что происходит под стеклом. Маре не нравился этот холодный чужой взгляд – он проникал куда-то вглубь нее самой, разглядывал ее пристально, с каким-то пугающим интересом, и хотелось сбежать, спрятаться, укрыться…

Остальные тоже были напряжены. Даэн, шедшая рядом, совсем по-волчьи озиралась, щурила темные глаза и поминутно втягивала носом воздух, словно могла ощутить запах беды. Мара усмехнулась про себя: это ей стоило бы так делать, не Птице. Дух волчицы тут же встрепенулся, подняв голову и отозвавшись на воспоминание о нем, но ведьма успокоила его, заставив снова свернуться клубочком в груди и спать. Как вы там без меня, братья мои, серые мои сестры? Зимой волки шли к ее дому, ждали, пока она выйдет на крыльцо, босая и простоволосая, а затем уходили на охоту, бесшумными тенями растворяясь меж стволов. А под утро иногда приходили вновь, и тогда она спускалась к ним, садилась рядом с ними прямо на снег, слушала их образы, ощущала их жизнь. В такие моменты ведьма знала – она ровно там, где и должна быть.

А ныне дом остался далеко – но жалеть о том времени не было.

Девушка с золотыми косами, названная Атеа, шла позади, и Мара лопатками ощущала ее страх. Еще час назад девица язвила да шипела, словно змея под камнем, но сейчас наконец смолкла и старалась не издавать ни звука. Рядом с ней молчаливая и угрюмая Птица Меред шагала, зажав в руке клинок – тот самый, о котором Маре рассказывала Даэн. Ведьме не нужно было смотреть, чтоб видеть, как побелели костяшки ее пальцев, сжимающих рукоять – девочка явно нервничала. Мара ощущала волны страха, расходящиеся от нее, как круги разбегаются по воде, но помочь ей ничем не могла. Едва ли один из них смог бы сейчас помочь другому.

Впрочем, кое-что грело сердце. Ночью она не сомкнула глаз, заплетая тонкие серебряные ниточки снов безумного духа, распутывая узлы его памяти и бережно расчесывая пряжу его мыслей. Тот-кто-играет-со-светом когда-то давным-давно носил иное имя – но позабыл его множество лет назад. Даже Мара не вспомнила бы его, если бы не ветхий свиток, выпавший из сундука вместе с ворохом, который она перерывала перед уходом из Гарварны. Несколько строчек и странный рисунок – вот и все, что было на пергаменте, но ведьме и того хватило: неизвестный художник сумел нарисовать глаза духа, а сухие короткие предложения благополучно врезались в память. Теперь уже – наверняка.

Нойя, играющий-со-светом. Собирает пригоршнями силу да обращает ее в свет: звездный, лунный али солнечный. Там, где живет нойя, тени гибнут. Ушли к праотцу да после Первого Излома так и не возвратились…

Вот и все. Часть письма Мара не сумела разобрать – чернила растерлись по пергаменту, а кое-где свиток изорвался и больше напоминал осенний крошащийся лист. Тогда ведьма лишь подивилась находке – о нойя она вовсе позабыла, хотя лет двадцать назад назвала бы по имени каждого духа, которого забрал к себе Бессмертный навек. А нынче ночью ей довелось петь сны тому, кого мир уже и не помнит.