Дикая охота. Полотно дорог (СИ)

Атеа вновь скосила взгляд на Коршуна, разглядывая ее из-под полуприкрытых ресниц. Ее профиль чуть сиял, озаренный невидимым светом, шедшим будто бы прямо изнутри – а может, так на кожу лег слабый отсвет из окна. Черный локон, выбившийся из толстой тугой косы, падал на лоб женщины, как-то по-особенному оттеняя линии ее лица. Она была расслаблена и спокойна, дышала мерно – Атеа видела, как ровно вздымается и опускается высокая грудь под толстой кожей форменной куртки. Руки ее лежали на коленях, ладонями вниз, и расслабленные кисти тоже будто светились – с тонких ее пальцев скатывался свет, падая в полупрозрачную темноту и растворяясь в ней. Тавранка не отводила темных глаз от ведьмы и напоминала статую – холодную и задумчивую.

Девушка чуть улыбнулась, вспоминая, как впервые увидела тренировку Разведчиц, среди которых Танцевала и Даэн – сильная, поджарая, по пояс нагая – лишь полотно, перетягивающее грудь, прикрывало ее тело. Коршун не была невероятной красавицей, но то ли гордый ее взгляд, то ли ее отчужденность от всего мира, то ли сила, волнами расходящаяся от нее во все стороны, привлекла Атеа, и молодая Птица так и замерла, любуясь мощной грацией ее движений. Даэн плела Узор сама, не взяв в пару никого и Танцуя с собственной тенью, и это тоже показалось Атеа странным: остальные разведчицы разбились по двое и скрещивали Крылья, иногда весело переговариваясь меж собой. А эта – нет. Плавная, медленная – а в следующий миг быстрая, резкая и стремительная, она завораживала каждым движением. Тогда Атеа дернула за рукав стоящую рядом с ней молоденькую разведчицу и восхищенно поинтересовалась:

- Кто это? Вон та, с черной косой, которая сама?

Девушка сощурилась, разглядывая тренирующихся Птиц, а потом как-то странно ухмыльнулась.

- Это? Ох. Это – Коршун. Одна из лучших. Говорят, только вернулась с отрядом из Прилеска.

Атеа присвистнула, с уважением глядя на незнакомую женщину. В Прилесок отправили отряд около месяца назад – в маленькой деревеньке под Гарварнским лесом дикие выпили все население, обратив всех от мала до велика. Говорили, что Лорелей, старшая в Гильдии, выслала туда десятерых лучших Птиц. Если Коршун тоже была среди них, то это говорило само за себя.

Эта встреча случилась года три назад – Атеа только-только закончила полное обучение и все пыталась сообразить, куда же ей теперь податься. С одной стороны, каждую ночь она просыпалась с неизменным ощущением затаенной горечи и тоски, такой острой, что выть хотелось. Длинные спины холмов под высоким южным небом Тиннереда всякий раз таяли с рассветом, и трава, стелющаяся по ветру, обращалась холодным сквозняком, тянущим из оконных щелей. Ей отчаянно хотелось домой – Атеа казалось, будто что-то важное она там забыла, не завершила, и это что-то тянуло ее на себя с невероятной силой.

С другой стороны, здесь, в Гильдии, была вся ее жизнь. В тринадцать лет Атеа из Эглеира впервые увидела высокие тонкие башни, залитые солнцем и пронзающие острыми шпилями необъятную синь неба. В тринадцать лет ей сказали, что совсем скоро она позабудет семью, дом, друзей и все былое, и на протяжении следующих десяти лет иной жизни у нее не будет – если она сделает шаг вперед. Тогда маленькая Атеа впервые принимала самостоятельные взрослые решения, и это было страшно. Очень страшно было делать этот шаг, выпрямив спину и подняв подбородок, как учили при дворе. Лишь потом, когда высокие створчатые двери громадных ворот захлопнулись, когда ее провели в пустую комнату, уставленную простыми кроватями, Атеа разревелась, упав возле одной из кроватей на колени и комкая в руках простынь. Она еще никогда не чувствовала себя преданной – до этого дня.

Спустя десять лет упорной учебы она прошла Второе Посвящение, получила птичье имя – и теперь предстояло сделать еще один шаг, после которого назад идти уже нельзя. Тогда Атеа стояла на распутье: остаться здесь, в Гильдии, и всю свою жизнь посвятить вечной борьбе, в которую едва ли кто-нибудь верил из простых людей, живущих за тысячи верст отсюда – или же уйти, с позором уйти, отдав Крылья и навсегда отказавшись от теплого огонька Дара Хартанэ в груди. Она металась, словно безумный стриж по весне, и совершенно не понимала, что ей делать теперь. И вот тогда-то Атеа увидела, как на тренировочном плато Танцует Даэн.

Когда Коршун спрятала Крылья в ножны и накинула на плечи форменную рубаху, Атеа не выдержала. Она хорошо помнила, как подошла к Даэн и, совершенно по-кошачьи ухмыляясь, попросила ее потренироваться вместе. Тогда тавранка окинула ее цепким взглядом, скривила губы в усмешке и нахально ответила, что желающих Потанцевать с Атеа итак хоть отбавляй, и она не будет забирать у них эту честь. Ее полунасмешливое «красавица», обращенное к Лебедю, еще долго звучало в ушах девушки – и от одного воспоминания на щеках Атеа всякий раз вспыхивал румянец. То ли от злости и обиды, что ей впервые в жизни отказали, то ли от низкого, чуть хрипловатого голоса, который будто обволакивал шелком. И вопрос с тем, что делать дальше, отпал сам собой. Атеа, глядя вслед Даэн, сама для себя уже все решила – она остается.

Еще спустя год безуспешных попыток затащить Даэн в постель или хотя бы на тренировочное плато, Атеа успокоилась, прекратив вздыхать по неприступной женщине. Коршун оставалась единственной, на кого не действовали ее чары, и вскоре тавранка уже всерьез раздражала Лебедя. Кроме того, именно из-за нее девушка и осталась в Гильдии, решив, что будет добиваться звания самой сильной Птицы Келерии, положит свою жизнь на алтарь Хартанэ и однажды придет к тому, чтоб учить следующие поколения девочек. Вот только никаких заданий ей не давали, посылая ее периодически с простыми разведотрядами куда-нибудь поближе к Гильдии. Она ездила в Птичий Городок, сопровождала обозы, соблазняла всех привлекательных юных Птиц, дослуживающихся до Второго Крыла – и понимала, что жизнь ее так и пройдет здесь. Даже в вечную войну с дикими она уже не верила: Белая Смерть закончилась почти полвека назад, и новый Излом вряд ли случится на ее веку. И вместо того, чтоб убраться из Гильдии да жить припеваючи, она добровольно отдала себя высокой идее, которая никому-то, кроме безумцев, и не нужна. И все из-за Даэн. Из-за ее проклятого Танца, когда-то поразившего Атеа до глубины души. Из-за наглой ухмылки этой черноволосой суки и задумчивого блеска в глазах, когда она вскидывала Крылья.

А потом раздражение сменилось чем-то другим, спокойным и безразличным, и Атеа начала играть. В Даэн не было чванства, присущего молодым и сильным Птицам, она не бахвалилась перед Гильдией, оставалась одной из лучших – но ее молчаливый отказ Атеа так и не сумела простить. Два года девушка при каждой удобной возможности цепляла старшую Птицу - та же умело отбривала всякое острое слово, брошенное Лебедем. Лишь усмехалась уголком рта при этом, да так ядовито, что Атеа невольно восхищалась, и уходила, демонстрируя девушке красивые изгибы сильной спины и подтянутые бедра. И наконец богиня свела их вместе в один отряд, когда Ярис взошла.

Мечты начали сбываться: им дали настоящее задание. Да не просто задание – нужно было подхватить Коршуна и двигаться дальше вместе с ней, под ее руководством. Теперь бесить Даэн было вдвойне приятно – Атеа видела ее каждый день, и сбежать от нее Коршун не могла. Лебедь методично дергала ее, от всей души веселясь, когда такая спокойная и холодная Даэн начинала скрипеть зубами. Глаза ее темнели от злости, и Атеа почти физически чувствовала, как же сильно тавранке хочется навешать оплеух ей, молодой заносчивой девице – а она все сдерживалась, как могла, упорно и долго. Это по-своему восхищало Атеа, но довести Коршуна до белого каления теперь стало делом принципа.

Впрочем, иногда Даэн действительно злила ее. За время, проведенное в пути, Атеа уже не раз вызверялась на нее совершенно не ради игры – а потому, что действительно была не согласна с ее действиями. Да, Коршун была старше и опытнее. Да, она встречалась с настоящими дикими и умела сражаться с ними. Да, по уставу младшие Птицы в отряде обязаны беспрекословно подчиняться старшим – но Атеа так не могла. Иногда Даэн вела себя как глупая девчонка, и решения принимала такие же глупые, и в подобных ситуациях хоть кто-то должен был быть голосом разума. И Лебедь давно поняла, что в их отряде этим голосом может стать только она. Не Меред же, в самом деле.