Дикая охота. Полотно дорог (СИ)

- Я говорю не о том, дитя. И не с тобой, - Мара отпустила камень, и Даэн тут же спрятала его под рубаху. Ощущение кристалла, прикасающегося к телу, почему-то нравилось ей, - Энергетического тепла не было. Так бывает лишь в смерти, - она покачала головой, - Потому-то я и решила, что у вас случилась беда. И пошла за вами. Шла следом, по Мостам, - поймав непонимающий взгляд Даэн, Мара уточнила, - Расстояние между энергиями, от одной точки до другой, называется Мостом. Так можно переходить быстро, сливаясь с той или иной силой, и преодолевать огромные расстояния – хоть и я крайне редко пользуюсь таким способом передвижения.

- Почему? Так бы ты добралась туда, куда тебе нужно, гораздо быстрее, - Даэн все еще хмурилась, глядя на женщину – хоть внутри все пело, тянуло тревогой и нежностью, желанием поскорее увести ее отсюда в безопасное место, спрятать от всех бед и хранить ее покой там, где кошмары не найдут ее. Только перед ней стояла ее Мара, которая вряд ли согласится на такой исход. Ведьма пожала плечами.

- Ну, во-первых, я не знала, куда мне идти. Невозможно мигом переместиться из одной энергии в другую – Мосты соединяют лишь родственные им силы. Грубо говоря, между точками огня – огненный мост, между точками воды – водный. Это если грубо. И нужно постоянно переходить с Моста на Мост – а мне моя дорога неведома. А во-вторых – я пробовала так делать лишь однажды, и тогда это отняло много сил. Сейчас же у меня был четкий след – энергии запоминают тех, сквозь кого они прошли, и кто прошел сквозь них. Так что я шла на вас и ошибиться не могла.

- Замечательно, - Атеа чуть сощурилась, - Значит, это о тебе говорил тот чудак… Ну, все лучше, чем стая темных духов у двери.

- Какой чудак? – Мара склонила голову к плечу, внимательно глядя на нее.

- Здесь живет дух – не дикий. Он наверху – это он сказал нам, что скоро здесь будет гость. Почуял тебя, видать, - Даэн задрала голову, но наверху не слышалось ни шороха.

- Дух? – Мара ошеломленно покачала головой, - Быть того не может! В Ночь Сна все духи, кроме диких, уходят к Бессмертному и…

- А этот не ушел, - пожала плечами Лебедь, - Ишь, какая находка. Самовольничает, негодяй. Бормочет чушь какую-то все время, то хохочет, то скулит. В общем, ты бы потолковала с ним, госпожа колдунья, а то он подозрительный уж больно. Спать не хочет, в лес нас не пускает, глупости какие-то все время говорит – а дальше-то все может еще хуже обернуться! Кто же их, юродивых, знает…

Ярость Даэн, так долго и тщательно сдерживаемая, уже готова была выплеснуться, когда тихий смешок откуда-то сверху привлек их внимание. Тот-кто-играет-со-светом мягко спускался с балки на балку, чуть покачиваясь и двигаясь то плавно, то резко.

- Веселая та-у-кого-золотые-волосы. Не смотри на нее, та-у-кого-наша-кровь. Она всего лишь играет, - дух спустился вниз и медленно подошел к Маре. Долго смотрел ей в глаза, долго-долго, и не шевелился – и ведьма так же замерла рядом с ним, не отводя взгляда. Эти минуты растянулись в вечность, пока дух вдруг не упал ей на руки, вцепляясь в ее рукава и сотрясаясь в беззвучных рыданиях. Мара осторожно поймала его, прижав к себе, а тот-кто-играет-со-светом плакал и тихо-тихо просил, - Забери меня, отведи меня домой. Отведи меня домой… Пожалуйста, забери…

Ведьма посмотрела на Даэн, и в глазах у нее Птица увидела такую боль, что горло будто невидимым кулаком сжали. Даже Атеа притихла, как-то мгновенно изменившись в лице и ныне испуганно глядя на Мару круглыми глазами.

- Побудьте здесь до рассвета, - Мара бережно подняла духа на руки и направилась к потоку тусклого света, тоненькими ниточками тянущегося из разбитого окна, - Ночью там опасно – как и всюду за пределами этих стен. Какими бы ветхими они ни были. А утром я пойду с вами. Покуда же – не мешайте мне.

Даже Лебедь не посмела возразить ей. В доме что-то изменилось, и Даэн знала – сейчас будет твориться волшебство. Тихое, невообразимо сложное – и в то же время настолько незаметное, что завтра никто уже о нем и не вспомнит. Разве что душа, сейчас лежащая в светлых тонких руках, укрытых темно-зелеными рукавами.

Меред осторожно взяла Атеа за локоть и отвела ее к дальней лавке. А Даэн так и стояла, ощущая, как в сердце натягиваются тонкие струны, отзываясь на пока еще невидимую ворожбу. А потом Мара начала петь. И даже во мгле на границе Мертволесья стало легче дышать.

========== Глава 20. Цена Крыльев ==========

За окном заунывно плакал ветер, и как бы Атеа ни пыталась не обращать на это внимание, а на душе с каждой минутой становилось все паршивей. Треклятая Даэн запретила разжигать даже лучинку, а потому темнота наползала со всех сторон, грозя раздавить их собой. Возможно, в этом запрете и был смысл – но Атеа очень уж хотелось, чтоб именно Коршун была причиной ее дурного настроения, а потому оправдывать старшую не собиралась.

Вспомнив о Даэн, Атеа в который раз подняла взгляд и посмотрела на нее из-под насупленных бровей. Та сидела на полу, скрестив ноги и не шевелясь, и во все глаза глядела на ведьму, словно зачарованная. Колдунья у окна что-то тихо напевала под нос, и мелодия эта заставляла Атеа ежиться: звуки вливались друг в друга, плавно перетекали, будто вода, и каждая нота цепляла какую-то тонкую струну внутри Лебедя. Неведомый покой теплой волной расходился в каждой ее частичке, и сладость тишины так и норовила захлестнуть ее. Это было очень странно, непривычно и чуждо ей, а потому девушка бежала от ощущения как могла. А вот Даэн, судя по всему, не собиралась прятаться от ведьмы – вон как слушает, даже не моргает. На лице Коршуна застыло незнакомое Атеа выражение, которое молодая Птица прочесть не могла, сколько бы ни билась. Лишь одну эмоцию она все-таки разгадала: меж бровей Даэн всякий раз пролегала тревожная болезненная морщинка, когда она опускала взгляд на духа, дремлющего на руках ведьмы.

Атеа тихонько фыркнула про себя: ладно уж. Из всех Птиц, известных Лебедю, Даэн была одной из лучших. Ее уважали старшие Наставницы, среди Разведчиц, закаленных в боях, она была своя в доску – ни одно серьезное задание не обходилось без тавранки. Коршун умудрялась выживать в самых тяжелых схватках с дикими, отгоняла смерть от молодых Птиц и Танцевала при этом так, что у Атеа дыхание перехватывало, когда удавалось полюбоваться этим. Всякий раз, заплетая узор Хартанэ, Даэн сливалась с богиней, отдавая ей всю себя целиком, так, будто ее самой не было. Для того чтоб так танцевать, нужно было отказаться от чувств, рассказывали Наставницы. Отказаться от всего земного, что только может быть. Ни боли, ни тоски, ни сострадания, ни жалости к тому, против кого ты выходишь. Иначе он точно победит.

Конечно, сейчас в заброшенной мельнице не было диких – лишь полубезумный странный дух, бормочущий невероятную чушь. Такой нападать-то не станет – однако Атеа не верила в то, что он безвреден. Как и не верила в то, что одна из самых сильных Птиц Келерии прониклась к духу каким-то теплом. Богиня не терпит даже минутной слабости, и Коршун хорошо это знает. Вряд ли Даэн действительно чувствовала сострадание к странному существу – скорее так, перед ведьмой своей рисовалась. Такая, как она, не стала бы рисковать благосклонностью Хартанэ. Птиц с самого детства учили, что бестелесных созданий нужно опасаться – они вероломны, они чужие, и к ним невозможно относиться так, как к людям. Духи были так же далеки от смертных, как небо от земли, как снега северных гор от золотых песков пустынь, как Келерия от Тиннереда.

При мысли о Тиннереде спящая где-то у сердца кошка с острыми коготками тут же проснулась и принялась запускать их глубже и глубже, довольно урча. Атеа нахмурилась еще сильнее, придушивая внутреннего зверя, чтоб неповадно было – да только не слишком помогло. За все годы, проведенные в Келерии, она так и не сумела полюбить суровые горные пейзажи, стылые ветра и высокие башни Гильдии. Здесь все было иным – жестким, чужим, каменным и незнакомым, хоть и по-своему притягательным. Совсем как Даэн.