Музыкальный Дом (СИ)

— Ждали кого-то еще, доктор?

Казалось, женщину поймали врасплох. Она несколько раз моргнула, приоткрыв удивленно рот, а затем взяла себя в руки и безупречно вежливо улыбнулась.

— Мисс Хоббс. Признаться, ваш визит стал для меня неожиданностью.

Ее голос был тих и вкрадчив. Скупая мимика, внимательные голубые глаза и идеально уложенные волосы. За те несколько сеансов, что у них были, Эбигейл ни разу не видела ее вспотевшей или неопрятной, однако сейчас Беделия ближе всего подошла к грани. Под глазами залегли тени, которые уже было не скрыть тем скромным количеством косметики, которым она пользовалась, а накладывать больше ей претил вкус. Беделия вернулась с магазина и, заполняя паузу в разговоре, поставила пакеты на стол, не спеша выкладывать содержимое.

— А я думала наоборот, что вы меня ждали, — Эбигейл без разрешения уселась в кресло, — ведь это вы настояли на моей компании Джеку Кроуфорду.

Беделию выдала секундная заминка, она бросила взгляд из-за плеча.

— Я всего лишь высказала предположение, что вы принесете агенту Кроуфорду больше пользы в поле. Я ошиблась?

Эбигейл проигнорировала вопрос.

— Национальный музей. Какое необычайно точное предположение.

Беделия открыла холодильник и немного подумав, достала бутылку белого.

— Как ваши отношения с матерью, агент Хоббс? Помнится, вы жаловались на то, что чувствуете себя обремененной. Вы последовали моему совету насчет разделения ответственности?

— Я здесь не для того, чтобы обсуждать мое прошлое, доктор. Как давно вы знаете о том, кто такой Лектер и на что он способен? Как он с вами связывается? Что вы знаете о его планах и какая роль отведена вам?

Беделия молча налила бокал вина и с невероятной грацией заняла диван напротив, закинув ногу на ногу в остроконечных туфлях. Ее лицо выражало меланхоличную печаль и задумчивость.

— Агент Хоббс, я нахожусь под амнистией федерального судьи как свидетель по делу о Ганнибале Лектере. Ваши обвинения ни к чему не приведут.

— А я не обвинять сюда пришла.

— Я считаю обсуждение моих пациентов даже с агентами ФБР неэтичными. Тем более, что вы временный агент и не обладаете соответствующими полномочиями.

— Я тоже была вашим пациентом, однако вам это не помешало обсуждать меня с агентом Кроуфордом и доктором Блум. Какое вопиющее лицемерие, не находите? На чем вас поймал Лектер, чтобы заставить выполнять его поручения? Какую вашу тайну он хранит?

— Ваш вопрос предполагает, что он хранит и вашу тайну, агент Хоббс, — прохладно заметила Беделия.

— Вы тоже ее храните, доктор дю Морье.

— Разве?

— Конечно, — Эбигейл долго смотрела ей в глаза, прежде чем добавить: — Тайну, что я сенситивный социопат, способный на хладнокровное убийство и которому не стоит доверять оружие, — она приоткрыла джинсовый пиджак, показав кобуру. — На самом деле, меня мало колышет, какой компромат он на вас нарыл. Я достаточно знакома с его modus operandi, чтобы понимать, что он держит вас за горло буквально, раз вы до сих пор ему помогаете. Я только сомневаюсь, что вы хотите, чтобы это и дальше продолжалось, а потому давайте заключим сделку. Я могу помочь вам. Нам обеим, если быть точной, потому что у меня нет никаких иллюзий, чем эта история может закончиться. Вылетом со второго этажа, например, как для доктора Блум.

Беделия долго смотрела на декоративный фонтан, отпивая из бокала. Ее голос был едва слышен.

— Вы ошибаетесь, если думаете, что сможете его переиграть.

— Как давно вы знаете?

— Что он не тот, за кого себя выдает или про его особый дар?

— И то и другое.

— У меня заняло некоторое время, чтобы он сам захотел приоткрыть завесу. Поймите, Эбигейл, — она склонила голову на бок, — если вам кажется, что вы можете его поймать, то это только потому, что он хочет, чтобы вы так думали. Долго время я считала, что я его психиатр, однако, как показала практика, с Ганнибалом все не то, чем кажется. Как поживает Уилл Грэм?

— С ним все впорядке.

— Вы уверены? — ожидаемо спросила Беделия, почувствовав долю сомнения в ее голосе. — Сколько он уже в компании Ганнибала? Неделю? Ганнибал построил внушительные стены вокруг того, кем является на самом деле. Я билась годы, чтобы пробиться через них. Они ничто перед Грэмом, и это его и погубит. Во тьме его ждет нечто невероятно опасное, и он не сможет себя защитить.

Она облекла в слова все, чего боялась Эбигейл.

— Уилл уже сталкивался с серийными убийцами.

— Не с таким, как Ганнибал. У Грэма нет способа отстраниться от него. Ни единого шанса.

— Лектер говорил, что считает Уилла другом.

Беделия холодно улыбнулась и снова отпила из бокала. Создавалось впечатление, что ей не слишком нравилась идея быть в здравом уме и трезвой памяти. Что-то мучило ее, истязало на каждодевной основе. Страх?

— Ганнибал не имеет никакого представления, что такое дружба. Он как выращенный в лаборатории экспериментальный вид человека, он знаком лишь с теорией. Знает, как распознать дружбу, какие внешние признаки, ритуалы, жесты. Но у него никогда не было настоящего друга, его не «научили» дружить, а потому его понятие может существенно отличаться от общепринятого.

Она снова посмотрела на декоративный фонтан, журчащий на столе.

— Я не раз напоминала ему, что наши отношения были, есть и будут сугубо профессиональные, а наша взаимная симпатия — приятный бонус. В случае с Грэмом размытые границы Ганнибала опасны, потому что они оба не осознают четкого определения того, что творится между ними. Грэм не знает, что поведение Ганнибала предосудительно, его одержимость выходит за рамки дозволенного, что идея дружбы поглотила его. Одному лишь богу известно, насколько кроваво это закончится.

— Уилл остановит его.

— И для этого подойдет к Ганнибалу так близко, как тот позволит. Будем надеяться, что в Грэме достаточно любви к вам, Эбигейл, чтобы перекрыть чужое влияние и чтобы самого Ганнибала переманить на вашу сторону. Вы готовы, Эбигейл? Бояться Уилла, как вы боялись своего отца? Знать, что он размышляет о вашей смерти и где-то подспудно жаждет?

— А вы?

Беделия удивленно моргнула, забыв про бокал в руке.

— Я?

— Вы готовы к возвращению Ганнибала, доктор дю Морье? Сегодня я гналась за ним через весь рынок, но он меня не убил, так что я верю в свои шансы. А вот в ваши мне верится все меньше, теперь, когда у него отпала надобность в помощнике на стороне ФБР. Ваша жизнь тоже под угрозой. Съешь или будешь съеден. И если вы не хищник, доктор дю Морье, вы станете его обедом. Готовы вы к этому или нет.

Беделия побледнела и замерла с приоткрытым ртом. Прежде чем уйти, Эбигейл кивнула в сторону фонтана:

— Милый подарок. На вашем месте я бы собрала вещи как можно скорее.

— С научной точки зрения «рождение» происходит лишь раз, однако философия смотрит на это явление более обширно, и человек волен перерождаться в течении жизни бесконечно. Его ограничение — собственная способность к эволюции. Как ты себя чувствуешь, Уилл?

Он сидел в кресле в офисе Ганнибала. Не в настоящем, а в одной из идеально восстановленной комнат дворца памяти.

Уилл посмотрел на собственные руки, которые с виду не изменились. Он видел их годами в грязи, машинном масле, подстригал каждую неделю, фаланги и форму ногтей он мог воспроизвести по памяти — и все же что-то было иначе. Как будто он сбросил кожу и все ощущалось острее, больнее и ярче. Язык во рту — осторожнее, поэтичнее и одновременно… порочнее. Уилл попробовал кончиком остроту собственных зубов, широко открытыми глазами осматривая все кругом и слыша тающую, ускользающую мелодию. Полутень щадила его новое зрение. Он чувствовал себя хрупким. Душа словно скинула омертвевший чехол: радость окрыляла, злоба вспыхивала неистовым огнем, вкус ко всему стал нежнее и тоньше — даже мысль об обычных человеческих наслаждениях казалась громкой и грубой.

— Сейчас ты близок к мироощущению ребенка, когда прежний опыт еще не застилает глаза. Я сам пережил этот момент в юношестве, пока учился в университете. Пришел конец метаниям, блужданиям и сомнениям, я стал собой в той мере, в которой ранее был не способен. Это только начало. Теперь даже в самых темных уголках чужих сознаний, среди безбрежного океана ты будешь ведом структурой своего «я», единой волей. Твоей волей, Уилл.