Музыкальный Дом (СИ)

И почему Лектер был уверен, что Эбигейл не выдаст Рендалла? Он мог не сталкивать их нос к носу, а просто сообщить адрес — обставить смерть парня как ограбление не составило бы труда. Однако доктор предпочел преподнести Тьера на блюде, будто ему было интересно, как она поступит, дай ей достаточную свободу выбора. На Рендалле Тьере только голубой ленты не хватало, чтобы уж совсем до абсурда довести. Подарок? За хорошее поведение?

Именно за это она ненавидела своего отца — за то, что он решил все за нее. Эбигейл не мечтала стать агентом: впахивая по двенадцать часов, спать урывками, ехать через полстраны к очередному трупу, сдавать нормативы под проливным дождем, помнить классификацию ран, и знать, как развивалось искусство идентифицирования преступника по внешности — не только через шрамы, татуировки и рубцы, а по сигналетике — четкому размеру рук, ног, предплечий, фотографий в профиль, анфас и в три четверти оборота.

Отец не спрашивал, хочет ли она, чтобы на ее доме написали «СДОХНИТЕ СРАНЫЕ ЛЮДОЕДЫ». Хочет ли, чтобы ее допрашивало ФБР, толпа журналистов дежурила возле ее отеля, а дети кидались камнями. А еще раньше хочет ли помогать отцу в выборе девушек, которые займут ее место. Эбигейл прошла через весь процесс охоты: заходила в деканаты, чтобы узнать их расписание, следила с отцом по вечерам, куда они ходят и с кем общаются, приглашала их выпить в баре, ходила вместе на выставку, избегая обмениваться телефонами, чтобы ее было не отследить. Пользуясь тем, что девочки одни в чужом городе, вдалеке от семьи, от друзей, от всех, кто их мог защитить.

Она всего лишь записалась на программу ориентации в Сент Клаус Стейт, собираясь стать обычной студенткой юридического. И вот на тебе.

Вскоре вернулся Джек с охапкой бумажных копий, которые вручил Эбигейл без лишних слов. Они сели в машину и покинули музей: всю дорогу Кроуфорд был мрачнее тучи, листая одно дело за другим и нетерпеливо подергивая коленом, пока она гнала по шоссе к Балтимору. Дом, милый дом. Она завезла его к Бюро, и они вместе направились к лаборатории.

— Только не заливай, что ты не принимал Виварин, пока учился, Джимми. Даже в твою молодость принимали колеса, чтобы сдать экзамены.

Прайс закатил глаза, он стоял в белом халате с Катц возле каталки.

— Сейчас не экзамены, Брай, а обычная рутина. И ты кофеиновый наркоман, что я не устану тебе повторять уже второй год. О, — он заметил их появление, — вы как раз вовремя, мы только закончили с телом Бойла. Вот заключение.

— Спасибо, — отойдя на некоторое расстояние, Кроуфорд углубился в документ, в то время как Джим встал рядом, пересказывая вкратце, что обнаружил.

— Мы посмотрели, что ты просила, — очки на Беверли смотрелись довольно забавно, защищая ее от брызг и костяной пыли, когда она разрезала циркулярной пилой части тела.

— Что-нибудь есть?

— О-да. Ты оказалась права насчет исчезновений вокруг Лектера.

— За последние три года восемь пациентов, которых он лечил, умерли, — подошел Зеллер, удерживая руки в карманах халата. — Трое, пока числились на его имени. Остальные в течении полугода после того, как он перенаправлял их к другим психиатрам.

— И это только пациенты. Мы откопали, какие мероприятия он посещал. Филармонии, концерты, театры, конференции по психиатрии, хирургии и нейробиологии.

— И сколько?

— За восемь лет еще около тридцати человек. Никто из них не оставлял записок, исчезали по пути на работу или домой. Прямых связей с Лектером нет, только шапочные знакомства.

— И это мы еще не стали проверять его членские карточки во всяких там благотворительных обществах и не исчез ли кто там, потому что такое уже не притянешь даже за уши.

— Как насчет билетов на самолет или чеков? Может, где-то был чаще обычного?

— Это мы тоже проверили, — Беверли недовольно скривилась. — Самолетом или поездом почти не летал, чаще ездил на машине. Его банк отказал нам в информации по счету, потому что это чертова Швейцария. Хоть заморозили по постановлению суда.

— Электронная переписка?

— Только рабочая. Все остальные записи, включая дела пациентов, он, видимо, предпочитал вести от руки, и они заперты у него в кабинете, куда нам нет доступа.

— Телефон?

— Домашний и рабочий сейчас на прослушке, сотовые на нем не числились.

— Похоже пользовался одноразовыми, — пожал плечами Брайан. — Даже не верится, что в эпоху правительственной слежки он умудрился остаться слепым пятном. Даже профиля в инстаграме нету.

— Джек говорил, что видел у него диктофон, но в доме его не нашлось, — кивнула Катц, устало сняв очки. — Нам нужен доступ в его офис.

— Уилл что-нибудь найдет, — уверенно произнесла Эбигейл. — По поводу зверя, кому пришла в голову посетить Национальный музей?

Беверли оглянулась на Джека, тот все еще был занят с Прайсом в его стеклянном кабинете.

— А ты не знаешь?

— Нет.

— У Лектера был психиатр, — ответил Зеллер, понизив голос и явно не желая привлекать внимание Кроуфорда. — Приколи. Ее зовут Беделия…

-…дю Морье, — имя они назвали вместе с Эбигейл. — Мы виделись, — пояснила она, холодно улыбнувшись. — Мне показалось смешным, что она однофамилица писательницы, которая писала про убийства.

— Виделись?

Катц и Зеллер выглядели ошарашенно, а для Эбигейл все встало на свои места.

— Она подписала заключение о моем психологическом здоровье для академии ФБР, когда Джек обвинил доктора Блум в эмоциональной вовлеченности.

— Доктор дю Морье сама пришла к Джеку, как я слышала. После исчезновения Лектера она заявила, что ее жизнь в опасности, и теперь она находится под защитой ФБР.

— С Лектером рядом всем угрожает опасность, и все же как предусмотрительно с ее стороны. Я могу ее увидеть?

Брайан пожал плечами и кивнул в сторону Джека.

— Это к нему.

Квартира, в которой содержали доктора дю Морье, была гораздо приятнее, чем та, где укрывались Эбигейл с мамой от журналистов. До суда они ютились в однокомнатной квартире: мама несколько раз просила, чтобы Эбигейл спала с ней, но та оставалась непреклонна и проводила ночи на диване в гостиной. У них тогда были очень сложные отношения. Эбигейл постоянно злилась. Мама слишком долго закрывала глаза на их с папой странное поведение, и как маленькая девочка, которая ждет, когда страшный монстр под кроватью исчезнет сам собой, она ничего не хотела слушать и видеть, оставив тем самым Эбигейл разбираться со всем одной. Прошло много времени, прежде чем она смогла ее простить.

Словно пытаясь закрепить успех, мама до сих пор решала проблемы, убегая от них. Прекратила общаться с людьми, боясь, что ее узнают, и почти перестала выходить на улицу. Ее истерики стали дольше, надрывнее. Они как будто поменялись местами, и теперь Эбигейл поддерживала ее, успокаивала по телефону и заботилась о ее финансах. Все важные решения легли на ее плечи. Эбигейл думала, если улучшения не наступят, ей придется пристроить маму или в санаторий, или реабилитационный центр, когда позволят деньги.

Беделии в квартире не оказалось, и Эбигейл воспользовалась моментом, чтобы оглядеться. Огромное панорамное окно было занавешено серой плотной тканью, комната была обставлена мебелью с велюровой обивкой, очень приятной на ощупь. Над камином висела картина в пастельных тонах с голыми деревьями, готовящимися к зиме, а на низком кофейном столике журчал декоративный маленький фонтан. Эбигейл наклонилась ближе. Вещь была примечательная, словно высеченная разом из какой-то породы: шелковый срез ракушки и три ползучих слизня у ее основания. Из-за воды камень блестел, особенно маленький резервуар раковины, будто ее только что вскрыли и вынули жемчужину, оголив мягкое, склизкое нутро.

Входная дверь скрипнула, но звука шагов так и не раздалось. Беделия вела себя осторожно: не окликнула незваных гостей, а молча пыталась понять, кто именно заявился к ней посередь дня. Почувствовав взгляд в спину, Эбигейл обернулась, расплывшись в ядовитой улыбке.