Сыны Всевышнего (СИ)

Краем сознания Роман улавливает, что Руднев всё это время ждёт приятеля на школьном крыльце. Подняв воротник плаща, он поёживается от холода и морщится от стылых брызг осеннего дождя, которые долетают до него, несмотря на то, что он прячется под бетонным козырьком почти у самой стены…

Через некоторое время можно заметить, как сильно этот Женя изменился. Отрастил свои волнистые волосы и собирает их в хвост. Движется он теперь очень грациозно и уверенно, как хищная кошка. И малиновый пиджак сидит на нём отлично. Правда Руднева этот цвет выводит из себя, и он безмолвно страдает, когда приходится выгуливать сей безвкусный прикид.

Женя с самого начала зовёт Руднева «Руди» и тот послушно откликается. Руднев, в свою очередь, называет приятеля… «Кисой».

Здесь Роман не удержался и долго, жизнерадостно хохотал.

«Киса, оставь свои бандитские замашки! Ты же давал клятву Гиппократа!», – раздражённо цедит Руднев, когда Женечка направляет на него дуло пистолета. Доктор прищуривается, нехорошо усмехаясь, и сдвинув прицел немного в сторону, нажимает на курок. «Придурок!» – орёт белый, как полотно, Руднев, отнимая у него пистолет. – «Я тебя когда-нибудь в Кащенко сдам!!!».

М-да, весёлая у шефа была жизнь. И приятель – весёлый такой…

Тут Романа ощутимо тряхануло: он увидел, как Женечка читает Евангелие. Вот она – точка отсчёта. Что там Андрей Константинович говорил про слюнтяйство?

В комнате полумрак – только светильник на стене над диваном освещает тонкие страницы из рисовой бумаги. Длинные тёмные волосы свешиваются на лицо, но Женечка не удосуживается их убрать. Он подавлен. Он в отчаянии. Ему страшно.

Услышав шаги в коридоре, Женечка поспешно прячет маленький томик под подушку.

– Киса, хватит хандрить, – брезгливо морщится Руднев, заходя в комнату. Он делает шаг вперёд, но внезапно останавливается, поднося руку ко рту, как будто пытаясь сдержать тошноту. – Я же просил, – сдавленно произносит он, с ненавистью глядя на приятеля.

– Дыши глубже, – спокойно советует ему доктор. Он поднимается с дивана, подходит поближе. Скрестив руки на груди, он смотрит на Руднева бесстрастным взглядом, впрочем, с лёгким оттенком жалости. – Тебя это не настораживает? – неприязненно интересуется он.

– Меня настораживает твоё прогрессирующее слабоумие, – отрывисто выдыхает побледневший босс.

– Не в твоей компетенции ставить мне диагноз, – прохладно отвечает Женечка. – Давай, дыши: вдох-выдох, вдох-выдох… – Он поднимает руку и в такт своим словам взмахивает ладонью: вверх-вниз, вверх-вниз.

Руднев безотрывно глядит ему прямо в глаза и почти засыпает стоя. Доктор берёт его за руку и подводит к дивану.

– Тебя могут от этого избавить. Нужно только попросить, – мягко убеждает приятеля Женечка, помогая ему сесть. – Тихо-тихо, – он придерживает за плечи встрепенувшегося на мгновение Руднева и садится рядом. – Поверь, лучше лишиться такого сомнительного дара, чем позволить ему распоряжаться своей жизнью. Тебе не обидно чувствовать себя марионеткой? – Руднев молча закрывает глаза и откидывается на спинку дивана. Женечка вздыхает и качает головой. – Руди, мне тошно даже просто находится рядом с тобой. Почему ты не хочешь признать очевидного? То, что ты чувствуешь – это не твои ощущения. И они красноречиво свидетельствуют, что за сущность в тебе обитает. – Он старается сдержать короткий смешок. – Или ты серьёзно думаешь, что, избавившись от подселения, ты сразу лишишься всех своих способностей? Я тебя уверяю, твои тонкие тела сформированы и частично просветлены. И твои способности – лишь следствие твоего духовного развития. Так сказать, сопутствующий фактор. Они никуда не могут деться. В этом вся соль. Духовное развитие – закономерный процесс, просто духовные законы не всем очевидны.

В комнате воцаряется тишина. Руднев то ли спит, то ли всё ещё пребывает в трансе.

– Моя бабка была ведьмой, – не открывая глаз, бесцветно роняет он. – Пока она не передала мне свои способности, я ничего не мог.

– Сколько тебе было лет?

– Восемь.

– Чушь. В восемь лет я тоже ничего не мог. Точнее, просто не подозревал, что могу. Твоя бабка сдала тебя в аренду тем нехорошим сущностям, которые мучают тебя до сих пор. Их вторжение в твоё сознание пробудило тебя от спячки. Только и всего. Конечно, она могла ещё насильно открыть какие-то центры, но это ничего не меняет.

– Я устал, – еле слышно произносит Руднев.

Женечка, обречённо покосившись на него, вздыхает и поднимается на ноги. Руднев прямо в ботинках вытягивается на диване. Но едва его голова касается подушки, его подбрасывает, словно он дотронулся до оголённых проводов. Доктор, закусив губу, быстро разворачивается и уходит.

Роман какое-то время бездумно глядит перед собой. В голове хаос. Руднев намеренно всё переврал или история ещё не окончена? Он взял со стола фотографию, всматриваясь в упрямое лицо будущего доктора. В этот момент как будто весь воздух внезапно выбили у него из лёгких. Роман согнулся, обхватив себя руками. Резкая боль в животе обожгла внутренности.

О, Боже! Руднев, разумеется, почувствовал, что Роман копается в его прошлом, и он в ярости!

Облегчения эта мысль ему не принесла. Вспышки боли сплелись в раскалённый стальной канат, который скрутил его так, что Роман малодушно пожелал умереть. Он безвольно стёк на пол и отключился. Перед тем, как потерять сознание, он успел увидеть, как над ним склоняется Аверин: красиво очерченные губы скорбно изогнуты, а в мудрых серых глазах такая печаль…

====== Глава 39. Час расплаты ======

Утро началось с нетерпеливого рудневского звонка.

– Приедешь?

– Как скажете…

Роман с трудом разлепил глаза и сунул мобильник под подушку. Стоп. Когда это он успел перебраться на кровать? Ах, да: Аверин. Хоть бы записочку оставил, сколько он теперь ему должен за визит и оказание первой медицинской помощи…

Впрочем, с благодарностью он, похоже, поторопился. Голова раскалывается так, будто он бился ею о стены. Приходится признать, что до сей поры он, по сути, и не знал, что такое головная боль. Если Бергеру было в своё время так же несладко, когда он устроил ему небольшую демонстрацию своей силы, неудивительно, что легкоранимый ботаник после этого не горел желанием с ним общаться. Ну, ничего, сейчас шеф его убьёт и тем самым избавит от тяжких мучений.

Дорога запомнилась, как череда бесконечных препятствий: во дворе всё перекопано, не сразу и сообразишь, как это безобразие обойти; потом авария – столкнувшиеся машины загородили проезжую часть и троллейбусы не ходят, выстроились друг за другом, как вагоны поезда; в метро народ столпился вокруг бригады скорой помощи: потерявшего сознание человека бережно укладывают на носилки. По-хорошему, внимая всем этим знакам, следовало бы вернуться домой, запереться на все замки и сказаться тяжело больным, чтобы Руднев отстал и занялся бы кем-то, кого не жалко. С другой стороны, знаки можно воспринимать, как констатацию неизбежного факта: Роман крепко попал, и отвертеться от заслуженного наказания ему не удастся.

Руднев сидел за своим столом, когда Роман вошёл в кабинет. Шеф поднял на него глаза, и тотчас скучающее выражение на его лице сменилось самой настоящей яростью. Его губы побелели и сжались узкой полосой. Он подлетел к Роману и впился жгучим взглядом в его затуманенные болью глаза. От этого сразу стало ещё хуже.

– Ну что Вам от меня надо? – страдальчески простонал Роман, закрываясь от босса ладонью.

Руднев злобно отдёрнул его руку и зашипел:

– Интересно было? Ты развлёкся? Надеюсь, десерт тебе тоже понравился. Жалею, что, вообще, оставил тебя в живых. Ты ничтожество, на которое я безо всякого толку потратил полгода своей жизни! Но ты не ценишь моих усилий! Ты настолько туп, что не в состоянии даже понять, что я для тебя делаю! Думаешь, у меня тут богадельня и я буду нянчиться с тобой до скончания века?!!

– Не орите на меня!!! – вдруг рявкнул Роман, что было сил. Все лампочки в люстре, под которой они стояли, при этом разлетелись на кусочки, и на них посыпался дождь из осколков.