Дикая охота. Полотно дорог (СИ)

- Спасибо тебе, хозяйка Занавеси, - Мара шагнула было к проему, но что-то остановило ее. Обернувшись к молчаливым холмам, одинаково-угрюмым, ведьма тихо спросила, - Только ответь мне: ты всех путников выводишь, или лишь мне помогла?

А никого и не было кроме тебя, чаровница. Уже давно здешние тропы не пели путникам. А ты их порадовала, согрела. Они истосковались по птицам, по сказкам, живущим в чужих сердцах… А ты – унесешь ли ты в своем сердце эти холмы?

- Унесу, - молвила колдунья, опуская голову. Казалось, теперь с Ночи Сна ее сердце продолжало по капле заполняться видениями, образами, днями и событиями. Будто за черту она унесет с собой это все…

Прогнав прочь тоску, начавшую было волной подниматься в груди, Мара вышла из Занавеси, оставляя за спиной молчаливые склоны, где все так же мертвенно-тихо перешептывались былки травы. И провожали ее взгляды, наполненные пустотой и безмолвием. Пустые холмы продолжали смотреть ей вслед, впечатывая еще глубже в память старую-старую заповедь. Все на тебя смотрит, да все тебя слышит.

========== Глава 9. Сказки ==========

Колючие зимние звезды тускло освещали устеленную снегом долину. Хищный клык луны вспарывал небо, мучительно медленно поднимаясь все выше и роняя на землю бледные лучи. Снег, трусивший вот уже второй день, утих, и Даэн и Меред наконец-то не пришлось мудрить с навесом, под которым можно было бы благополучно развести огонь.

Скудного количества хвороста и поленьев вполне хватало на то, чтоб поддерживать небольшой костерок, и Даэн с удивлением осознала, что сейчас ей хорошо. Вытянув ноги к огню, женщина глядела на пляску пламени на угольях и впускала в себя тишину, ощущение которой за последние недели стало совсем далеким – а сейчас расцвело с новой силой.

Рядом, прикрыв глаза, сидела Меред. Птица курила трубку из темного дерева, и в свете костра Даэн различила неведомые узоры, аккуратно вырезанные вдоль изящного тонкого чубука и по ободу чашечки. Горьковатый запах табака перемешивался с запахом дыма и смолы, хвои и снега – и было в этом что-то тихое, славное. Даже светлое.

Меред, откинув голову назад, медленно выдохнула дым. Даэн скосила глаза, рассматривая подругу. Та была спокойна, умиротворена, словно они не в снегу сидели, усталые и замерзшие, а где-то в Птичьем Городке, у теплого очага.

- Я думала, ты забросила это дело, - заметила Даэн.

Меред хмыкнула.

- Бросишь тут, - помолчав немного, Меред вновь затянулась. Витки дыма сорвались с ее губ, и женщина проводила их взглядом, чуть щуря серые глаза. В глубине ее зрачков отражались отблески пламени, а черты лица казались грубее и резче. Впрочем, Птицу это вовсе не портило, - Да и нравится мне.

Даэн кивнула, и тема сама собой сошла на нет. Тишина почему-то была приятной, обволакивающей. На одеялах, завернувшись в два плаща, растянулась Атеа. Вот уж кто точно не у подножий Караласских гор сидит, а где-то в тепле да уюте. Лебедь лежала на животе, лицом к костру, подперев щеку рукой, и глаза ее походили на два золотых уголька.

- Но трубки я давно у тебя в руках не видела, - мурлыкнула Атеа, не сводящая взгляда с огня.

- Не до того было, знаешь ли, - в тон ей ответила Меред, - Я немножко умирала. Сложно курить и умирать одновременно.

Даэн фыркнула, а Атеа заливисто рассмеялась, чуть жмурясь, словно большая кошка.

- Да уж, действительно, - Даэн поворошила длинным прутом уголья, подбрасывая в костер еще одно полено и ломаный хворост вперемешку с сухими иголками и корой, - Ты сама вырезала узоры? – поймав вопросительный взгляд Меред, женщина кивком головы указала на трубку в ее руке.

- Сама, - на губах Птицы мелькнула отстраненная улыбка, - В детстве я любила работать с деревом – отец мой был плотником, вот и меня учил по мелочи. В Гильдии иногда баловалась еще, игрушки для Птенцов вырезала. А когда выросла и закурила, решила как-то облагородить и вот это, - она щелкнула ногтем по чашечке и снова затянулась.

- Ты жила где-то у леса? – Даэн с любопытством взглянула на Меред. Они практически ничего не знали друг о друге – Птицы редко рассказывали о своей былой жизни, а такие, как Меред – и подавно.

Но, видимо, в этот раз ей и самой хотелось говорить.

- Не совсем. Мы жили в городе у моря, Паррене, - женщина подтянула колени к груди и обхватила их руками. Рыжие отсветы пламени плясали на ее широких скулах, - Это на западе от Караласских гор… Я никогда еще не видела места краше. Паррен стоит на холме, спускается по склону к самому берегу – а с другой стороны его окружают степи. Сухие, колючие, - она усмехнулась, - Там всегда пахло полынью.

- Так ты – дочь Андара? – улыбнулась Даэн. Об Андарских степях знал весь Бар-эс-Тиллад – как и о том, что женщины степей управлялись с оружием не хуже мужчин, а то и лучше.

- Можно и так сказать, - неловко дернула плечом Меред. Было видно, что ей непривычно рассказывать о себе – да и вообще говорить. Она вдруг замолкла, а когда заговорила вновь, Даэн показалось, что голос ее на один миг дрогнул, - Я не помню города. Не помню улиц и людей, не помню имен. Даже дома нашего не помню. Зато помню море. И степь за спиной. Однажды была гроза, летом, кажется… Дело к вечеру шло. Я тогда вышла из дому – отец задерживался у градоправителя, обсуждал с ним какие-то работы. Женщины в городе суетились, собирали простыни с веревок, белье, чтоб не намокло во время дождя – а я бежала вниз, к причалам, и мне было так хорошо тогда… Так радостно. Я и не знаю, почему.

Даэн слушала, прикрыв глаза, и почему-то не сомневалась, что сейчас Меред улыбается.

- Гроза шла с запада, с моря. Я стояла на пригорке, а чуть поодаль рыбаки быстро сматывали сети и собирали снасти. И небо за спиной было рыжим, с золотыми кромками облаков, и ветер так бесновался! И пахло… тогда пахло полынью, солью и горячей землей степей. Сухой травой. Пылью. И влагой. А впереди все темное, небо тяжелое и почти черные воды, и на берег волны накатывают, и я вижу, как молнии над морем вспыхивают.

Птица умолкла. Даэн все еще видела ее – маленькую девочку, почему-то в белом легком платьице, подол которого полоскал ветер. Девочка стояла и глядела в лицо шторма – и смеялась.

- А что еще помнишь? – тихонько спросила Атеа.

- Еще? Да ничего. Все как-то обрывками, словно из другой жизни. Помню, как отец учил дерево резать. Лесов близ нас не было – зато были рощицы. Да и купцы иногда завозили дерево. Я с тех пор и балуюсь иногда, - пальцем Меред прошлась вдоль витиеватых узоров на чубуке.

- Как ты оказалась так далеко от Паррена? – Даэн покачала головой, - Да еще и в холоде таком… Келерия же почти круглый год снегом занесена. Ни морей, ни степей.

Меред пожала плечами.

- Так вышло. Отец мой слег с лихорадкой, промучился недолго – и ушел к богам. Кроме него у меня никого и не было – мать умерла сразу же, дав мне жизнь. Градоправитель после смерти отца выкинул меня из дома, а быть нищенкой мне не слишком хотелось. Я ушла из Паррена вместе с труппой бродячих артистов.

Даэн изумленно уставилась на Меред. Та, поймав взгляд Коршуна, усмехнулась.

- Да. Мне тогда лет тринадцать было. Полгода мы скитались вместе. Ночевали в харчевнях, на дорогах, под звездами, бродили по чужим городам и селам, собирали скудные гроши. Я была самой маленькой – и скоморохи любили меня. Самое лакомое всегда доставалось мне, на самом теплом месте спала я.

- Расскажи ей, что ты делала, – Атеа чуть склонила голову набок, и золотистая кудель упала на высокий лоб.

- Пела, - уголки губ женщины вновь приподнялись вверх, - Говорили даже, что неплохо. Во всяком случае, монеток нам кидали достаточно, - она вновь перевела взгляд на огонь, - А потом я сбежала. Поняла, что не хочется мне скоморошьей судьбы. Это случилось осенью. Шла, куда глаза глядят, изголодалась совсем… Я помню, что брела по дороге, вся чумазая, голодная, в драной одежке – и меня окликнули. Я обернулась, увидела всадницу - а потом что-то случилось, и я упала. А когда очнулась, была уже в Гильдии. Мне рассказали, что какая-то Птица, возвращающаяся в Келерию, подобрала меня. Так я и осталась здесь.