Дикая охота. Полотно дорог (СИ)

Ведьма тряхнула головой, отгоняя прочь такое острое яркое видение: темные глаза, на донышке которых дробилось и плавилось золотое солнце. Лицо с едва заметными веснушками, мягко золотящаяся от теплого света свечи кожа, черные локоны, выбившиеся из тугой косы и чуть оттеняющие высокий лоб. Легкая усмешка тронула губы Мары.

Наверняка все Бессмертный знал. Наверняка он сейчас улыбался, будто проказливый мальчишка, и творил нити мира дальше, сплетая их воедино, перепутывая, связывая те, что оборвались. А может, и сам обрывал, если уж что-то ему не нравилось в созданном узоре, и перевязывал с иными, закручивая цветной рисунок великого полотна.

Дай мне еще раз повидаться с ней. Дай мне найти ее. Я, твое дитя, молю тебя об этом всем сердцем.

Мир за стеклом безмолвствовал. Только ветер мел поземку, закручивая ее причудливыми узорами над снежными просторами. Все-то ты слышишь, все знаешь. Вера моя – крепче каменных стен, и вся она – тебе. Веди.

Еще до того, как в кузнях и плавильнях Лойнара закипела утренняя работа, Мара покинула таверну, выспросив у хозяина, не направляются ли какие-нибудь подводы в сторону гор. Тот лишь пожал плечами – вестей о том не было никаких. С сожалением ведьма шла мимо Ярмарочной площади, пустующей в этот холодный утренний час – она надеялась встретить хоть бы кого-нибудь, кто мог бы стать ей попутчиком и довезти до гор. Однако, видимо, Бессмертный решил, что поблажек в пути ей итак выпало достаточно.

За стенами Лойнара бесновался ветер. Он трепал край плаща ведьмы, цеплялся за подол и рукава, то и дело резко сбрасывал капюшон с ее головы и вытрепывал смоляные прядки волос из косы. Он вовсе не походил на ласковый весенний ветерок, пахнущий первоцветами и мокрой землей – ледяные порывы били жестко, наотмашь, и нежности в его грубых касаниях было столько же, сколько живых травинок в Мертволесье – нисколько. В нем было что-то злое, немыслимо древнее и темное. Ведьма лишь упрямо сцепила зубы: на Изломе все меняется, подчиняясь недоброй воле ледяной звезды. Что ж поделать, если так… Только ни одно живое существо не повинно в этом.

Мороз начал крепчать, и Мара прикрыла глаза, заставляя мир в очередной раз рассыпаться цветными крохотными песчинками. Увиденное не слишком обрадовало ведьму: маленькие искорки энергий, обычно резвые и невероятно быстрые, теперь двигались медленно, сонно, и каждая из них казалась бледнее. От многих клубочков света веяло холодом, и их маленькие тела тускло отсвечивали темной синевой, болезненной и неестественной. Боги, что же это… Ведьма тихо позвала к себе теплые золотистые отблески, и они прильнули к ней, окружив Мару тонким, но надежным кольцом. Мороз тут же отступил за пределы невидимого кокона, ветер недовольно взвыл, словно дикий кот, из когтей которого улизнула мышка. Женщина понимала, что такую защиту едва ли можно назвать надежной – но иной у нее не было.

Серое небо над стылым миром тяжело давило на плечи. Мара видела, как одинокие деревца и громадные валуны, изредка встречающиеся вдоль тропы, сгибаются под неимоверным давлением – вряд ли это заметил бы человек. Громада облаков, нависающая над головой, безмолвствовала, но в глубине туманных валов Маре чудилась угроза. Надежно сокрытая от человеческих глаз, до поры спрятанная, дикая слепая сущность, которую и представить невозможно было, молча наблюдала за всем миром. И ждала. Охотник, страшный хищник без имени и тела, чье оружие гораздо страшнее, чем самые острые когти или самые крепкие мечи. Ведьма ощущала голодный взгляд на себе, на всем живом – и точно знала: назад дороги нет.

Там, за этими облаками, выше птичьего полета, выше света и звука, замерло Колесо. Под его ободом лежали осыпавшиеся звезды, и холодный ветер перемалывал их пыль, обращая ее снегом. Темнота, вязкая и густая, словно в ведьмином сне, окружала Колесо со всех сторон, сдавливала, пытаясь переломить древние, как сам мир, спицы. Мара чувствовала это – с каждым днем ощущение невыносимой боли, которая и на боль не походила, усиливалось. И сделать с этим сейчас она ничего не могла. Оставалось только идти дальше.

Вместе с небом на плечи давили и мысли. Мара по-прежнему не знала, что ей делать. Тишина и пустота внутри нее никуда не девались, оберегали ее от страхов и отчаяния – но ведьма понятия не имела, как сделать так, чтоб Колесо начало новый оборот. Ни одна книга, ни одна древняя рукопись, которых в ее доме оказалось унизительно мало, не упоминала ничего о тех безумцах, что решались выйти против Королевы Зимы. О том, кто такая Королева Зимы и в чем заключается ее сила, ведьма тоже не имела ни малейшего представления. Судя по всему, она была неким воплощением, частью Бога, обретшей плоть. Ведьма знала, что люди верили в Светлого и Темную – вечно сражающихся друг с другом богов, битва между которыми не прекращалась ни на миг. Если она верно поняла Даэн, то ее богиня, Хартанэ, являлась воплощением Светлого – стало быть, Королева Зимы была одной из ипостасей Темной? Или же сама была ею?

Мара тряхнула головой. Мысли роились, словно снежинки на ветру, заплетались воедино и снова рассыпались, и ведьма терялась в них. Того, что поведал ей хелед, было явно недостаточно – но где искать информацию о былых Изломах, Мара не знала. Да и времени на это у нее могло не хватить – кто знает, чего будут стоить секунды промедления. Оставалось надеяться на Бессмертного и на себя саму.

Петля тропы, огибающая крутой холм, вильнула влево. Ведьма нахмурилась – ей казалось, что тракт шел прямо до самых гор, не сворачивая. Однако впереди высились лишь нехоженые склоны, да кое-где виднелись темные силуэты одиноких деревьев, укутанных снежными мантиями. Былки сухой травы тихо шелестели на ветру, перешептываясь между собой, и в этом звуке было что-то чужое. Стало быть, не туда мне дорога.

В Гарварне травы пели совсем иначе. Там, как только весна приносила сладкий запах молодых цветов, ростки, пробивающиеся из-под земли, звенели силой и свежестью, волшебной энергией жизни. Сухие травы холмов же напоминали древних старцев, угрюмых и мрачных, а их голоса больше всего походили на шелест ветхих пергаментных страниц. Но только если на страницах хранились живые истории, знания, оживающие от одного лишь касания, то в шепоте былья была лишь пустая, рассыпающаяся прахом смерть. Без красок, без запахов и звуков. Без ничего.

Мара покачала головой и направилась по тропе. Сонные пустые холмы остались за спиной, и ведьма чувствовала их взгляд, впивающийся куда-то меж лопаток. Взгляд, лишенный чего бы то ни было – чувства, жизни, эмоции…

Все живет, дитя мое, все дышит. Все вокруг смотрит на тебя, все тебя слышит.

Эту простую заповедь ей передали давным-давно древние духи Гарварны – она была совсем маленькой, когда услышала их шепот в шелесте крон. Когда впервые почувствовала взгляд, устремленный на нее отовсюду. Ощущение того, что за ней наблюдают - каждую минутку, каждую секунду – с тех пор не покидало ее ни на миг. Вот и сейчас пустые холмы безмолвно провожали ее, и в их несуществующих глазницах расплескалась бездна.

Следы и колеи от колес телег замело поземкой, а потому понять, как давно по этой тропе шли, было невозможно. Вокруг царила тишина, и холмы, вздымающие плавные спины к небу, продолжали давить на одинокую путницу. Мара чувствовала себя неуютно – что-то было не так. Напряжение сковало плечи, и ведьма не ощущала уже ни тепла ткани, ни мягкого жара золотых искорок, жавшихся к ней.

Дорога вновь вильнула влево, а затем – еще раз, и еще раз. Мара нахмурилась сильнее: так не могло быть. Ведь тропа в таком случае должна закручиваться…

Ведьма замерла.

…Кольцом. Проклятущая, что же ты ворон считаешь! Женщина наконец поняла, что ей казалось странным на этих землях. Холмы были одинаковыми. Раз за разом, когда она сворачивала на очередном витке, те же валуны встречали ее, и те же чахлые деревца подбирались прямо к изножьям. Сонное ласковое тепло искорок оберегало ее от страхов, а потому тревога появилась так поздно. Потому-то и зазевалась… Потому-то и не ощутила.