Дикая охота. Полотно дорог (СИ)

- Что ты ищешь здесь, Мара? – Даэн сама удивилась тому, что вопрос наконец был задан вслух, - Откуда идешь? Куда?

Колдунья, видимо, некоторое время размышляла, стоит ли отвечать, а затем все же неохотно отозвалась:

- Что ищу – то найду в конце концов, Даэн. Если Бессмертному будет угодно, ты все узнаешь, когда срок придет. Покуда же – нечего мне тебе сказать. А что до того, откуда иду… Я живу в лесу, неподалеку от Фаулира. По-прежнему, - снова это ощущение затаенной улыбки, от которого сердце Даэн сжалось в болезненно-сладкий клубочек. Птица одернула саму себя. Богиня, ведешь себя как жалкий птенец! Давно, видать, крылышки тебе не подрезали, Коршун?

- И как там лес? – вопрос прозвучал немного по-детски, глуповато – но Даэн было плевать, по большому счету. Губы сами собой растянулись в улыбку.

- Хорошо, - ладонь ведьмы потянулась к груди, и Даэн успела заметить связку амулетов за воротом теплой рубахи, - От лета к лету там ничего не меняется, Даэн. Разве что деревья уж давно стали выше. И березка твоя окрепла. Не уступает тем соснам, что огибают реку у деревни.

Даэн рассмеялась, неожиданно для самой себя ощутив, как внутри золотой щекоткой разливается звук. Она очень давно не смеялась, и чувство было странное, незнакомое – вернее, почти забытое. Только на сердце стало хорошо-хорошо. Птица вдруг поняла, что ей легко. Впервые за эти долгие годы, которые растянулись для нее в вечность без времени и тепла, женщина чувствовала себя почти невесомой, легкой и радостной.

- Как снова окажешься там, поклонись от меня земле, Мара. Скажи, что Даэн не забыла ее и скучает.

- Скажу, - кивнула Мара.

Обе затихли, и в комнате снова воцарилась тишина. Даэн глубоко вдохнула, прикрыв глаза и расправляя плечи – довольно уж веселиться. Счастье, вдруг появившееся в стенах тесной комнатушки, казалось ей слишком хрупким и мимолетным, чтобы долго упиваться им, словно летним вином. Пора и честь знать.

Мара, вскинув глаза на Птицу, как-то долго и странно глядела на нее, а затем тихо спросила:

- Ну а ты, Даэн? Ты нашла то, что искала? Все ли сбылось?

Внутри что-то болезненно надорвалось. Наверняка ведьма знала все, все видела…

- Что же… - помедлила Даэн, - Пожалуй, да. Да, Мара. Все сбылось… Только с тех пор я боюсь мечтать.

Колдунья некоторое время ждала продолжения, но его не последовало. Даэн не знала, что ей сказать. Вернее, знала – и рассказала бы, все-все рассказала бы, чтоб наконец отпустить былое и позволить призракам уйти туда, где им место. Уткнулась бы лбом в холодные узкие ладони, опустившись перед ней на колени, долго молчала бы – она точно знала, что Мара понимает тишину так же, как человек понимает речь. Вот только так сделала бы та, другая Даэн, маленькая смешная девчонка, выросшая под сводами зеленых крон древнего леса. А она давным-давно умерла. Нынешняя Даэн обвенчалась с холодом Караласских гор, и за это была своя цена.

- Тогда ты несчастна, Даэн из Фаулира, - слова ведьмы отозвались в груди чем-то колючим, горьким.

Ты права. Хоть и не до конца. В бесконечной круговерти дней был один крохотный миг, когда Даэн ощутила себя счастливой – сейчас. Какое же чудесное «сейчас», Мара. Жаль только, что завтра оно исчезнет. Да что там – вот-вот исчезнет.

- Я пойду, Мара, - после долгой паузы молвила Даэн, - Время позднее, а нам завтра уходить до зари. Да и тебе, наверное.

- И мне, - согласилась ведьма, снова отворачиваясь к свече, - Я была рада увидеть тебя, Даэн. И благодарна Бессмертному за то, что он снова сплел наши дороги. Пусть и ненадолго.

- Бессмертный – это твой бог? – вопросительно взглянула на нее Даэн.

- Да, - ведьма улыбнулась – наверное, своему богу, глядящему на нее с высоты небес, а внутри Птицы заметалась стая золотых огней, словно сердце самой Хартанэ билось в ее груди.

- Ты расскажешь мне о нем, когда мы увидимся в следующий раз?

Ведьма благосклонно кивнула:

- Коли хочешь.

Она поднялась с места, подойдя ближе к Даэн.

- Доброй тебе дороги, Келерийская Птица. И, если уж ты Летаешь – не бойся ничего.

Да гори оно все в Бездне. Даэн резко опустилась на колено перед женщиной, ловя ее тонкую руку, и прижала ладонь Мары к губам. Ведьма вздрогнула, но руки не вырвала – только молча глядела. Тени скрывали ее лицо, и Даэн не видела его – да в том и не было нужды. Кожа Мары пахла травами, пряными дикими цветами, осенними листьями, а еще – солнцем. Теплым августом, или сентябрем. Пальцы ведьмы, холодные и чуть шершавые, лежали в руке Даэн, и той на миг почудилось, будто на ее ладони сидит крохотная птичка, что вот-вот упорхнет в далекое ночное небо. Но пока еще она здесь…

- Спасибо тебе, Мара, что спасла Меред, - голос звучал как-то надломлено, хрипло, будто и не ее вовсе.

- Не за что, - перья-пальцы ласково, с невесомой нежностью огладили жесткую ладонь. Даэн дышала ее запахом, таким родным и знакомым тысячи лет, касалась губами прохладной кожи, пытаясь согреть – или согреться. Она и не знала, кому из них сейчас стало тепло – только надеялась, что обеим.

Белая птичка мягко покинула чашу ладоней, напоследок позволив себе прижаться к губам Даэн сильнее.

- Доброй и тебе дороги, Мара, - Богиня, какое же имя у тебя, какое же имя… Зову тебя – словно в губы целую. Даэн поднялась с колен, и теперь смотрела в лицо ведьме. Ее черты скрадывала мягкая полутьма, и она казалась видением, неземным и нереальным – только глаза во мраке мерцали, втягивая в себя отсветы огонька.

Секунды растянулись в бесконечность. Ведьма и Птица стояли друг напротив друга и лишь смотрели, ни слова не говоря. А затем мир, наполненный золотым сиянием, долго вздохнув, вновь растаял, обрел четкие контуры, грубые краски и лишний шум. Внизу слышались голоса людей. За окном выл ветер. Кто-то в соседней комнате расхаживал из угла в угол, скрипя старыми половицами. Звуки, тени и запахи нахлынули стремительным потоком, стирая хрупкую мягкость и обращая ее воспоминанием. Закончилось наше «сейчас». Даэн с удивлением поняла, что ей больно. И болит там, где не болело уже так давно – где-то в груди, возле сердца: ноет, тянет, тяжело давит…

И если не уйдешь, станет еще больнее.

- Прощай, - сипло молвила Даэн, отступая от колдуньи на шаг и с силой отрывая взгляд от тонких, резко очерченных губ.

- До встречи, - Мара тоже сделала шаг назад, и лицо ее озарила спокойная, светлая улыбка. Даэн не смогла не улыбнуться ей в ответ – хотя, наверное, получилось не слишком радостно. Собравшись с силами, Птица развернулась и вышла из комнаты, мягко прикрыв за собой дверь.

Темный коридор с квадратом света на полу. Людские голоса, доносящиеся из общего зала, чей-то хохот. Даэн поняла, что стоит, прижавшись лбом к двери, за которой осталась Мара, и к горлу вдруг подступил ком, а глаза начало резать. Этого еще не хватало. Давай, разревись, как глупая девчонка. Выругав себя, Птица вдохнула поглубже, и наконец, оторвав себя от шероховатой поверхности двери, побрела к лестнице.

Хотелось верескового меда. Хотелось спать. Хотелось развернуться, распахнуть проклятую дверь, сгрести ведьму в охапку - и целовать, до безумия целовать, пока мир прахом не обратится. Да только лучший вересковый мед варили не здесь, и в Лойнаре вряд ли есть хотя бы бледное его подобие, а Мара… Слишком давно ты не страдала, Птица, вот и маешься дурью. Она – лишь твое воспоминание, облаченное в красивый образ. Не боле того. Да только сама Даэн прекрасно понимала, что это не так. Но разбираться в собственных чувствах и ощущениях Птица так и не научилась, а потому оставалось лишь спать.

Меред мирно спала и наверняка видела уже десятый сон. У Даэн от сердца отлегло, когда, присмотревшись, она увидела, что темные круги под глазами девочки уже не так заметны, и на лице ее отражается лишь покой, а не плохо сокрытая боль. Атеа прикорнула у изножья постели Меред, даже не пошевелившись, когда Даэн тихонько прошла мимо, к своей кровати. Стянув сапоги и верхнюю одежду, Птица переплела косу потуже и забралась под теплое одеяло. Заложив руки за голову, Даэн смотрела в потолок – смотрела, да не видела. Вместо смутных очертаний балок в темноте она видела совершенно иное.