Музыкальный Дом (СИ)

— Да.

Эбигейл была противна сама мысль, что Уилл после дела вернется в психушку где-то в глуши, поэтому со вчерашнего дня у нее зрел коварный план пригласить его пожить в отцовском домике вместе с ней. Насрать, если кто-то подумает, что они встречаются, главное, что она и Уилл знают, что это не так. Их связывало нечто большее. Куда лучше отношений, и что нужно было им обоим.

— Вот и здорово. Тебе там понравится.

А если нет, она всегда могла продать дом и купить новый специально для них двоих. И семерых собак.

Возле съезда на проселочную дорогу стоял молодой парень в темно-синей куртке ФБР. Судя по зеленоватому цвету лица и кислому запаху, проникшему в салон, когда Уилл опустил пассажирское стекло, агента недавно вывернуло в ближайших кустах.

— Два километра по прямой, затем направо до ограничительных лент. Не волнуйтесь, не пропустите, — странно заявил он, опасливо косясь на Эбигейл. — Вид не для слабонервных.

Уилл заметил, как она, еле удержавшись от закатывания глаз, поблагодарила агента и направила машину по узкой дороге. Ближе к берегу среди поредевших деревьев он увидел участок, огороженный желтой лентой и полным кордоном из грузовиков, фургонов и полицейских машин. Все держались от центра участка подальше, как лучи диаграммы, будто стой они к месту убийства ближе, могли бы вызвать самого дьявола.

Они с Эбигейл переглянулись и вышли из машины. О них уже предупредили, так что полицейские у ограждения их даже не окликнули, когда они прошли под лентой и приблизились к Кроуфорду. Он стоял, сложив руки на груди, будто изваяние из черного монолита.

— Что у нас? — спросила Эбигейл, стараясь вести себя профессионально.

— Это я у вас хочу спросить, — он обернулся вполоборота, а затем кивнул прямо перед собой.

Первым Уилла привлек запах меди, знакомый до омерзения еще со службы в полиции. Он обошел Кроуфорда и окинул взглядом небольшой участок леса. Погода наградила Балтимор теплой неделей, и снег сошел в городе довольно быстро, здесь же в тени таяли черные, грязные проплешины и гниющие листья. Навскидку он насчитал троих человек, устроивших пикник на природе — по количеству оторванных рук, ног и намотанным на кусты внутренностям. Одна женщина и двое мужчин. Их покрывало лоскутами висело на деревьях, вещи раскиданы вокруг: термос возле верхней половины молодого парня в клетчатой рубашке, бутылка пива в луже крови, голова женщины насажена на ветку дерева, как финальный штрих безумной, яростной вакханалии.

— Господи, на них напал медведь? — спросила Эбигейл, прикрывая ладонью рот и стараясь не приглядываться к особо живописным кускам.

— Дикий волк. Дикий медведь. Пума? Судя по следам от зубов, здесь собрались все хищники из близлежащих лесов, — пожал плечами Прайс, осматривая неровный срез женской руки.

Зеллер замерял следы от когтей на дереве неподалеку.

— Где ты видел зверя, который способен прокусить человеку череп?

— А кто? Я, что ли? Мой стоматолог говорит, что скоро и с орехами придется попрощаться, если продолжу увиливать от его приемов.

— Не волнуйся, когда станешь совсем беззубым, можешь прийти ко мне. Буду делать тебе пюре и смузи. Здесь, кстати, для животных пир горой, а не съедено ни кусочка. Будь это хоть стая, сбежавшая из цирка, они бы сожрали половину улик. А в идеале — обглодали бы до костей и прикопали бы до следующего вечера.

— Кто-то натаскал зверей убивать? — Кроуфорд искал подозреваемого, и его мало волновали подробности, только выводы. — Мы ищем психопата-дрессировщика?

— Необязательно. Я видел в передаче, как женщина подняла машину двумя руками. Пределы наших возможностей еще не полностью известны.

— Это пределы твоей фантазии неизвестны. Даже самый большой медведь не смог бы сломать берцовую кость с первого укуса, — фыркнул Прайс. — Я бы поставил на пневматический насос.

— Так это зверь или человек?

— А это вы у него спросите, — Зеллер кивнул в сторону Уилла, который с опаской гулял между останков и желтых номерков с уликами.

Кроуфорд красноречиво посмотрел на Эбигейл, будто сказав «ты тут вообще для чего, работай давай», и она тут же спросила:

— Уилл, ты что-нибудь видишь?

Запах крови кружил ему голову, как вино на пустой желудок. Он огляделся, избегая смотреть любому из присутствующих в глаза — их отвращение и любопытство лишь собьют его с толку.

Присев на корточки, он запустил пальцы в листву и сжал в кулак влажную землю. Ощущение почвы его успокаивало. Всеобъемлющая сила без желаний, предпочтений, эмоций, с единственной целью — жить несмотря ни на что. Бесчисленный сонм растений, червей, жуков в постоянном движении, в тяжелом гуле, под закатом и рассветом, от зимы до весны, от сна к пробуждению и снова по кругу. Циклы природы. Не хватало только знакомого шелеста на заднем фоне, чтобы совпадение с Ганнибалом вышло полным.

Будь у него выбор, Уилл остался бы жить в лесу навсегда. Рыбалка по выходным, тихие вечера на веранде, запах мокрой земли по утрам, прогулки с собаками, разговоры с Эби… Уилл тряхнул головой.

Его привезли не за этим.

Где-то рядом неуловимо притаилось воспоминание, как старый след на дороге, как сон земли, для которой вчерашний вечер — короткий миг. Тень на солнечных часах сдвинулась в обратную сторону, и Уилла окружила ночь: треск костра, кислый привкус дешевого пива, а следом ядовитые близнецы: похоть, ревность и зависть.

Джордж и Кэтрин дружили с детства, но Кэтти никогда не смотрела на Джо, как на возможного парня, с которым можно встречаться. Кэтти нравился Колин и его двухэтажная квартира в центре Вашингтона. Тем более, Джо подрабатывал обычным слесарем, а Колина папаша пропихнул к себе в адвокатскую контору. У «зайчика» водились деньги, и он тратил их на Кэтти, не оглядываясь на «как я буду жить следующий месяц», и чем легче деньги доставались Кэтрин, тем больше она их любила.

Они ошибались. В этом лесу их было не трое, а четверо. Он стоял поодаль — не их рода, даже не их вида. Он принюхивался к земле, наблюдая за ними из тени леса и слушая смех и высокие голоса.

Уилл закрыл глаза и оперся о землю второй рукой, погружаясь глубже во тьму. Земля поддалась, и, не успев даже вскрикнуть, он провалился в чужое сознание.

Рожденный слабым, без когтей и зубов, голый перед миром, он прятался от людей, сколько себя помнил. Затем вырос, отрастил зубы лучше любых, что создала природа, потому что усовершенствовал их, наточил, выскоблил, укрепил стальными пластинами и вставил в челюсть на штифты. Люди считались венцом творения, венцом природы, но это он был последним гибридом, взявшим от обоих миров самое лучше и объединивший в смертоносный панцирь. Из стали, костей и плоти родилось его «сверх Я» и пришло в лес на охоту.

Он больше не слаб. Он больше не боится и не прячется. Его мышцы перекатываются под кожей, когти готовы рвать, зубы — грызть, а удары — ломать на части. Им не сбежать от своей участи.

Они — добыча.

Тело приготовилось к прыжку, и он открыл глаза.

— Уилл?

Женщина перед ним была молода, от нее исходило беспокойство и страх, он мог бы свернуть ей шею одним ударом. Справа стоял более заманчивый соперник. С ним они могли бы помериться силой.

— Уилл, что с тобой? Ты странно дышишь.

Он не хотел просыпаться, не хотел снова становиться человеком: слабым и безголосым. Он только что обрел силу, почувствовал ее вкус. Голос самки говорил, что что-то не так, опасность рядом. Он должен довериться ей, она в его стае. Его противник сделал шаг вперед, зачем-то положив руку на пояс, и оказался слишком близко к ней. Из горла вырвался рык, и любой услышавший его, понял бы посыл: «отойди».

— О-о, приехали.

— А с виду был такой хороший парень.

Он повернул голову — еще двое. Оказавшись в западне и пригнув голову, он сделал шаг назад и оскалился сильнее. Их слишком много, ему не справиться со всем стадом сразу. Овцы, блеющие, жалкие овцы. Они живы только потому, что плодятся без конца и края, пока хищники пестуют свое потомство по одному.