Музыкальный Дом (СИ)

— Но я не сообщал. Хотя следовало, — спокойствию Ганнибала можно было только позавидовать.

Уилл и завидовал, точнее, тот, в чьем теле он сидел. Франклин хотел признания, внимания, одобрения так отчаянно, как младенец тянется губками к молоку матери.

— Нет, не сообщали, — согласился Уилл, слабо улыбаясь. — Это сделал я.

— Вы соврали Тобиасу.

— Да.

С потаенным страхом Уилл ждал реакции доктора, пока тот что-то мысленно прикидывал.

— Вы хотели быть моим другом, но когда поняли, что эта возможность под запретом, решили стать мной. Это ваш способ выживания: найти самого большого тигра в окружении и мимикрировать под него, чтобы зверь увидел в вас себя, и ему было бы сложнее причинить вам боль. Так ведь, Франклин?

— Я много думал о том, что вы сказали. О различиях между мной и Тобиасом. Я понял, что он никогда не увидит во мне друга и все мои старания напрасны. Но вы, доктор Лектер, вы совсем другое дело.

— Неужели?

— Вы меня знаете куда лучше Тобиаса. Я просто должен был доказать, на что способен. С вами. С вашей помощью. На что мы будем способны вместе.

— Становление величия. И вы манипулировали Тобиасом, чтобы он поставил меня в безвыходное положение. Чтобы я принял вашу дружбу, — задумчиво, даже медитативно подытожил Ганнибал, распутывая клубок из мотивов и желаний. — Франклин, вы понимаете, что следом за мной он убьет и вас?

Уилл знал, но для него риск того стоил. Если все получится, он больше никогда не будет один. Никакой ноющей боли, никаких пустых комнат, вместо одной тарелки и одной кружки и тишины — теплый, дружеский ужин, смех и признание. Сопричастие. Разделенные на двоих мысли, дополненные и бесконечно эволюционирующие. Уилл кивнул, опасливо посмотрев вверх. Когда Тобиас вернется, все будет кончено.

— Вы разочарованы во мне? — его кольнул страх. А вдруг он ошибся? Вдруг доктор Лектер такой же?

— Нет, Франклин. Я в вас не разочарован. Скорее приятно удивлен.

— Вы врете?

— Нисколько. Мое положение не мешает мне оценить ваш ход с точки зрения тактики. Вы сделали все правильно. Я вами горжусь.

Его слова прозвучали для Уилла как бальзам для измученной души. И все же праздновать победу было еще рано. Он грустно улыбнулся.

— Вы хорошо меня знаете, доктор Лектер. И знаете, что я хочу услышать. Ничто не мешает вам соврать во имя собственной жизни.

— Не мешает, однако я не вру. Я действительно беспокоился за вас, Франклин, и ваше психическое здоровье. По этой причине мне пришлось передать ваше лечение другому доктору. Я понял, что использовал вас в своих целях. Абсолютно непрофессиональное и неэтичное поведение для психиатра.

— Использовали? Как?

Казалось, Ганнибал полон раскаяния и сожаления.

— Вы были суррогатом друга. Мне было приятно ваше внимание, мое эго питалось им незаслуженно. Я пестовал в себе мысль, что в любой момент могу завести столько друзей, сколько захочу. Что я — не вы, Франклин, хотя именно ваш путь ожидает меня у самых дверей — дружба без взаимности.

Лектер нахмурился, но вскоре его лицо разгладилось.

— Франклин, вы знаете, какова природа взаимности?

Потерявшись в плавном, тягучем голосе, он отрицательно покачал головой, внимая каждому слову доктора.

— Многие ошибочно полагают, что взаимность идентична понятию равенства. Это не так. Привлеченные схожестью интересов или внешностью, мы делаем первый шаг. Мы становимся «дающим». Мы предлагаем выслушать страхи, горести и заботы, мы предлагаем свое время и свои ресурсы. Весы переполняются в одну сторону, и мы начинаем ждать, какое решение примет человек, которого мы избрали, — Лектер сделал паузу, словно подумал о ком-то конкретно. — Если человек принимает ответственность, если принимает наши дары, то вскоре начнет давать в ответ, выравнивая весы обратно. Взаимность — не иначе как сделка, чья расплата растянута до бесконечности. Согласны со мной?

Уилл нервно кивнул, его губы пересохли.

— Да, доктор.

— Однако за вами долг, Франклин. Не передо мной. Вы как-то сказали мне, что хотели бы спасти Тобиаса от него самого. Он не остановится сам, вы должны помочь ему.

— Как?

— Вы знаете, как.

— Я все-таки должен был сдать его полиции?

В глазах доктора на секунду мелькнуло истончающееся терпение.

— Прежде чем полиция сюда приедет, мы с вами будем мертвы. Кроме того, разве вы хотите обречь его на годы заключения в психиатрической больнице? Он не послушает вас, так что вам нужно убить Тобиаса и подарить ему покой. Это ваш долг друга.

Как по волшебству внутри Уилла все встало на свои места. Как жаждущий, впервые испивший воду из источника, его накрыло благостное ощущение покоя и восторга. Все было так просто.

— Да. Да, конечно. Вы правы. — Франклин взял со стола долото, тонкое, как карандаш, с лезвием скальпеля. — Вы хотите, чтобы я убил его здесь или наверху?

— У вас мощное телосложение и преимущество в весе, однако Тобиас быстрее. Встаньте за дверью, и, когда он спустится, цельтесь в шею. Лезвие выньте сразу, чтобы открылось кровотечение. Крепко держите рукоятку.

Уилл вытер вспотевшую ладонь о штанину и спрятался в тени двери. Самое время. Наверху зазвучали тихие шаги, похожие на поступь большой кошки.

— А я не должен вас развязать? — шепотом спросил Уилл.

— Нет, Франклин. Это знак моего доверия.

Когда показалась тонкая, почти лебединая темная шея над воротником пиджака и коротко бритый затылок, он вонзил нож. Обернувшись, Тобиас стал хватать открытым ртом воздух, белки глаз покраснели, губы стали синеватыми. Внезапно вместо Тобиаса оказалась его мать, и Уилл в ужасе отпустил рукоять и сделал шаг назад.

Откуда она здесь? Ее просто не могло здесь быть! Марта с криком подбитой птицы бросилась на него, вытянув вперед скрюченные пальцы. Они вместе упали на пол, борясь не на жизнь, а на смерть. За ее спиной доктор Лектер выглядел, как Юлий Цезарь в черных тенях, смотрящий на двух гладиаторов. Уилл перевел взгляд на маму, и она смотрела него со страхом, будто это он был чем-то жутким и страшным.

— Я освобожу тебя, — произнесла она одними губами.

Марта впилась ему в шею, и он закричал.

Проснувшись весь в поту и задыхаясь, Уилл несколько секунд смотрел в потолок. Он так давно не видел сны про маму, наверное, с тех пор, как умер отец. Во всем теле поселилась слабость, словно его кости были сделаны из трясущегося желе. Уже привычно болела голова — эта боль без лекарств скоро из приступов станет постоянной, и тогда Уилл и вовсе начнет спать урывками, и организм будет выключаться сам от недосыпа и усталости. Ничего нового.

Он сполз на ковер, мышцы сводило тремором. Стянув футболку через голову, Уилл нашел сухой край и вытер лицо и шею от испарины. В комнате было холодно, но этот холод отрезвлял.

— Я бы посоветовал вам чашку горячего чая на валериане и перечной мяте.

В кресле в метре от Уилла оказался Ганнибал, читающий книгу. Он был одет по-домашнему: в халате поверх полосатой пижамы, с чуть растрепанными волосами после душа. Мягкий свет настольного абажура падал наискось на книгу в его руках.

— Господи, только этого не хватало, — Уилл потер лицо ладонями. — Мы же не касаемся одного и того же предмета.

Лектер многозначительно посмотрел на ковер и свои босые ноги. Теплые тапочки стояли рядом.

— Я разжег камин. Вы чувствуете тепло?

Уилл посмотрел на камин, и, погружаясь в видение глубже, заметил первые искры. Теплый, сухой воздух окутал его, прогоняя липкий кошмар, и он протянул руки к каминной решетке, греясь.

— Спасибо.

— Прошу прощения, что наблюдал за вашим сном некоторое время. Я не посмел вас разбудить. Временами я вижу, как вы ходите по дому, но не вмешиваюсь, потому что считаю, что очень важно уважать личные границы, когда живешь с кем-то на одной территории.

— Полагаю, что так, — пожал плечами Уилл, радуясь возможности отвлечься разговором. — Я не особо социален, все эти вещи даются мне с трудом. Я никогда не жил с кем-то, кроме отца, так что прошу прощения за неудобства. Я отвратительный сосед. Наверняка издаю много шума.