Музыкальный Дом (СИ)

— Подозреваю, вас мучили кошмары, — сказал Лектер, будто, по его мнению, это все объясняло. — Мы не контролируем наше подсознание, так что извинения излишни. Думаю, это не последний раз, так что прошу, не будем проводить в расшаркиваниях полночи каждый день. Давайте договоримся: я не буду извиняться за то, что вижу, а вы — за свои сны и некоторую громкость.

Уилл хмыкнул.

— Договорились. Я разбудил вас?

— Нет. Я решил почитать перед сном, когда увидел, что вы спите на диване. Могу я спросить? Я понимаю, почему вы избегаете моей спальни — за что вам, кстати, большое спасибо, но на втором этаже есть вполне удобная гостевая комната. Почему бы вам ею не воспользоваться? С моего на то разрешения, если вас это смущало до сих пор.

— Я плохо сплю на новых местах.

— Уверяю вас, там никто не спал.

— Откуда вы знаете, что мне это мешает?

— Вы сами рассказали мне, — он закрыл книгу, и Уилл заметил название на форзаце большими буквами «Итальянская поэзия со времен Второй Мировой Войны под редакцией Паоло Черчи». — Точнее, расскажете к концу этого вечера. Я же говорил, что мы с вами подружимся.

Непроизвольно Уилл растянул губы в подобии ухмылки, и Ганнибал с небольшой задержкой повторил движение за ним. С Лектером удивительно легко было говорить. Может, из-за того, что память Франклина об их доверительных отношениях все еще была свежа, а может, потому что с доктором не было нужды постоянно следить за тем, что говоришь и какие знаки транслируешь в ответ. Все реакции были разрешены, все эмоции — освобождены от запрета.

— Что еще я вам расскажу?

Лектер закинул ногу на ногу и сложил руки на коленях в замок.

— А что бы вы хотели?

Будто на приеме у врача. Уиллу стало стыдно, и он ответил резче, чем хотел:

— Это что, работа на дом, доктор? Вы всегда берете полуголых мужчин на свой ковер, чтобы поговорить об их проблемах?

— Я строго разделяю профессиональное и личное, Уилл. Скоро вы об этом узнаете, когда степень доверия между нами возрастет. Я предлагаю выслушать вас, как мог бы выслушать друг — без осуждения или ненужных советов. Кроме того, ваша нагота не приносит мне никакого дискомфорта. Вы в прекрасной форме, ваше тело приятно эстетически.

Уилл вспыхнул до корней волос, стянул с дивана полотенце и накрылся им, зная, что похож на жертву природной стихии, у которой унесло дом.

— Если вы думаете, что ваша доброта помешает мне найти улики для ФБР, вы глубоко ошибаетесь. Я тоже не смешиваю профессиональное и личное.

— Все в ваших силах, Уилл. Я и не подумаю вас останавливать, — его благожелательный тон сменился любопытством. — Что вам снилось?

— А разве вы уже не знаете?

— Вы избегаете ответа во всех вариантах, которые мне доступны.

— Если знаете, что я не отвечу, зачем спрашивать?

— Врожденное упрямство. А еще тот факт, что, даже обладая даром предвидения, я не всегда могу предсказать, что случится на самом деле. Я вижу потенциал, способы решения проблемы и последствия, однако выбор людей вне моего влияния. Ваша свобода воли все еще ваша, Уилл.

— Я видел Франклина, — следя за реакцией Лектера в теплом свете камина, Уилл добавил: — И вас. А также, какую роль вы сыграли в смерти Тобиаса Баджа.

Ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Ах да, Франклин. Боюсь, в этой истории мне категорически нечем хвалиться. Я подвел его. Стоило направить его к другому врачу раньше, чем его фиксация на мне приняла такой печальный оборот. Как я уже говорил, жизнь всегда находит, чем меня удивить.

— Вчера Франклин пришел сюда и напал на меня и агента ФБР. Из законченного невротика вы превратили его в убийцу. Это, по-вашему, называется «подвел»?

— Франклин далеко не убийца. Он нестабилен, закомплексован, не уверен в себе и постоянно в поисках идеала для подражания. Вероятно, вы не видели окончания нашей встречи, потому что в итоге Баджа убил не он, а я. К моему счастью, Франклин взял на себя вину, а я помог ему спрятаться от властей.

— Почему же тогда он пришел сюда?

Лектер поднял брови, будто сам был удивлен.

— Даже я не всесилен и не могу сказать, что с ним случилось за то время, что нас разделяет, и что привело его ко мне домой. Более того, я до сих пор не знаю, что заставило меня самого покинуть Балтимор. Но мне очень интересно узнать.

— Должно быть, у вас были серьезные причины.

Взгляд Ганнибала ощутимо потяжелел.

— Должно быть.

— Доктор Лектер, это вы Чесапикский Потрошитель?

Тот слегка улыбнулся, в уголках глаз появились морщинки.

— Доверие — обоюдоострый меч, Уилл. Расскажите, что вам приснилось, и я отвечу на ваш вопрос. Если, конечно, вы не предпочтете съездить в морг.

Уилл не хотел сделки на воспоминания и точно не собирался звонить Кроуфорду, поэтому поднялся и пошел в сторону лестницы.

— Спокойной ночи, доктор.

— Спокойной ночи, Уилл, — сказал Ганнибал ему в спину, вернувшись к чтению.

Стирка не отвлекала от тяжелых дум. Сидя в прачечной кампуса и рассматривая, как белье крутится в барабане, Эбигейл пыталась вспомнить, почему после юриспруденции пошла именно в академию ФБР.

Когда агенты ворвались в ее жизнь и разнесли ее дом по кусочку, она поклялась, что это был последний раз, когда ее личное счастье и счастье ее близких будет зависеть от людей в костюмах. Что больше никто не будет охотиться на нее. Для этого ей нужна была поддержка — если уж не семьи, точнее, того, что от нее осталось, то хотя бы властей.

В ФБР можно было попасть только с высшим образованием, что резко сокращало ее варианты. Уголовное право Эбигейл защитила с отличием, но не потому, что учеба давалась ей легко, а потому, что у нее была цель. Если она собиралась жить в обществе, которое привело ее отца к мысли о самоубийстве, то она должна была знать его правила. Правила выживания. Отец научил ее этому.

Чтобы поймать добычу, ты должна знать, чем и где она живет, чем дышит и о чем думает. Как работает ее мозг. Чего боится. И подобраться настолько близко и незаметно, насколько позволит ветер.

Эбигейл понадобилось два года, чтобы узнать, кто такой Джек Кроуфорд, и, узнав его, она непроизвольно прониклась к нему уважением. Отец бы назвал его сильным и гордым зверем, если бы приехал вместе с ней на его семинар. Последние годы подкосили Джека, особенно смерть жены. Наверное, поэтому он подпустил Эбигейл к делу. Если бы он был в хорошей форме, Кроуфорд не позволил бы ей даже закончить первый год, уж в этом она могла быть уверена. Порой он смотрел на нее с сомнением — интуиция подсказывала ему, что что-то не так, но вот что конкретно, он все еще не понимал.

Выгрузив белье в корзину, она пошла к лифту, когда зазвонил ее сотовый. Неизвестный номер.

— Хоббс.

— Привет.

Она узнала голос Уилла, и в груди сразу потеплело. Перехватив корзину с бельем подмышку, Эбигейл нажала кнопку лифта и удобнее устроила трубку возле уха.

— Привет. Ты в порядке? Лектер больше не появлялся?

— Насчет этого… Я кое-что должен тебе рассказать, но только лично. У тебя сегодня есть занятия?

Ей не понравился его тон, Уилл был напряжен и, судя по всему, что-то все-таки произошло.

— Не-а, полный выходной. Могу заехать через час-полтора.

— Да, спасибо. И еще. Ты не могла бы меня свозить в одно место?

— Решил выбраться из дома с привидениями? Конечно, о чем речь. Куда поедем?

— В питомник рядом с Реистерстауном. Путь неблизкий, надеюсь, это не проблема?

Двери открылись на седьмом этаже в узком коридоре, и она вернулась в комнату, которую делила с еще двумя студентками академии. До Реистерстауна час езды, если дорога будет пустой. По-хорошему, ей бы писать исследование для Брёнера, но, честно говоря, ей уже было глубоко наплевать, если она получит у него незачет. Ради Уилла она могла пожертвовать гораздо большим.

— Нет, жди, я скоро приеду.

— Какие миленькие мордашки!

Собаки хлынули из калитки, как ручей пушистого счастья. Любопытные мокрые носы, кучерявая и прямая шерсть, всевозможных размеров: от совсем крошек до гордых профилей выше колена. Если с Эбигейл они еще лизали руки, покусывали пальцы и бегали из стороны в сторону под ногами, обнюхивая, то с Уиллом они вели себя скромнее. Один из псов с трехцветной окраской сразу же устремился к нему, и, будто строгий, но добрый учитель, Уилл склонился к животному и почесал загривок.