Десять затяжек (СИ)

Дым обоих сплетался между собой, сливался в единое целое и таким вот облаком доходил до потолка, лишь там насильно распадаясь и расползаясь. В комнате стояла тишина, слышны были только вдохи и выдохи обоих курильщиков; откровенно говоря, Чесу нравилось даже такое молчание и безмолвное провожание глазами дыма у друг друга, чем пустые фразы ни о чём. Собственно, с Джоном говорить такими было просто невозможно — уж не такой он человек, что теперь поделать. Однако если бы был другим — навряд ли бы стал так симпатичен Креймеру. Это Чес понимал, сейчас отчего-то улыбнувшись, хотя улыбаться вовсе не хотелось, когда через тебя каждую минуту проходит терпкий и горячий дым. Чес даже не хотел задумываться сейчас о степени ужаса и омерзительности курения, а также о масштабных ударов по его здоровью из-за этого. В его случае об этом стоит думать слегка поверхностно и больше размышлять над тем, как бы приблизиться к Джону, несмотря на абсурдность и невозможность идеи. Но мыслей об этом почему-то так и не было — всё хотелось рассчитывать на судьбу, от которой, по большому счёту, пользы как от рваных носков.

— Затягиваешься уже как заправский курильщик, Чес, — насмешливо вдруг прервал молчание Константин, стряхивая пепел. Креймер проследил за его движением взглядом и тут же спохватился сделать то же самое: на конце сигареты скопилось уже много серого тлеющего вещества. Потом вновь вдохнул, нутром ощутил, как эта гадость оседает на его лёгких, и слегка хрипя заговорил:

— Тебе кажется, Джон. Я ещё курю как школьник, — обрадованный возможностью заговорить, он будто со смаком резво вдохнул в себя дым.

— И школьники порой курят лучше тебя… — тихо заметил Джон, недовольно взглянув на его слишком резкий вдох и последующее покашливание. Чес усмехнулся после.

— Значит, я хуже школьника, — он беззаботно пожал плечами и улыбнулся. Если честно, Креймер любил улыбаться, что бы ни происходило, и многие говорили, что его улыбка привлекательна и даже мила. Об этом её владелец судить не решался, поэтому счёл, что для каждого она будет своей. «Интересно, а какая она для Джона?» — на секунду промелькнуло в голове. Тем временем Джон смотрел на него так пристально, как повадился смотреть в последнее время: это не отталкивало, это не было неприятно, но и хорошее там упорно отсутствовало, это уж точно. Казалось, Константин хотел докопаться до чего-то истинно верного в его душе. Но вот до чего? И можно ли на это повесить ярлык «истинно верного», если и сам Чес порой понять не мог, где в нём самом правда, а где ложь?

— Знаешь, школьники разные бывают. Тут смотря какого… Ты, например, в сравнении с тем, что было вчера, сегодня вообще куришь практически первоклассно. Наверное, ты был прав — этому всё же учат, — заключил весьма неожиданно Константин, прищурившись и вновь со смаком затянувшись. Креймер лишь улыбчиво хмыкнул с таким самоуверенным видом, будто хотел сказать, что всегда знал то, что сейчас только что дошло до Джона.

— Но… — вдруг начал он, слегка поддавшись вперёд и внимательно смотря на собеседника, — это не значит, что я до конца понял суть этого дурацкого обучения. Всё равно для меня это звучит как бред! Нет, ну вот правда: если бы ты мне не готовил, чёрта с два я согласился бы на это! Так, сегодня, я надеюсь, наше последнее занятие, — язвительная интонация опять просквозила в голосе.

— Хочешь скорее отвязаться от меня, Джон? — полушутливо, полусерьёзно спросил Чес, загадочно улыбаясь и перенося ещё один обзор его лёгких сигаретным дымом. Константин, отчего-то улыбаясь, заново стряхнул пепел, и какой-то огонёк пробежал в его глазах.

— А ты будто и навязываешься, да, Чес? — Креймер тихо рассмеялся и последовал его примеру — также двумя пальцами стряхнул пепел, однако, как только увидел осуждающий взгляд Джона, сразу понял, что сделал что-то не так.

— Ну же, не смотри так, Джон, лучше сейчас покажи, как надо, — мягко и тихо попросил Креймер, чуть наклонившись вперёд и заглядывая в его тёмно-серые, слегка мутные от дыма глаза. Константин хмыкнул, будто заметив в его образе что-то необычное, и ответил:

— Так уж и быть, покажу это на тебе, ибо со стороны иногда может быть ни черта непонятно, — Джон грубо дотронулся до его руки, где была сигарета, однако Чес, как-то хитро перед этим на него глянув, сию секунду резко перехватил его за кисть своей другой рукой и, крепко сжав пальцы и ещё больше наклонившись, быстро прошептал:

— Показывай лучше, Джон… я так старался и готовил вкусную пасту для тебя, а ты даже не хочешь нормально показать. Я же ничего не пойму… — ещё тише и с ещё более издевательским выражением произнёс он; вид же у Константина был такой, что сейчас или секундой позже кто-то должен был, казалось, получить по морде, но, будто на мгновение задумавшись, он остепенился и сдержанно сказал:

— Значит, хочешь всё по полной программе? Ну, так я тебе это устрою! — по хитрому взгляду Чес понял, что ничего хорошего ожидать явно не стоит и что его почему-то никуда не пропадающий максимализм нашёл ответную реакцию в Константине. Опять-таки, почему?.. Тот резко встал с места и зашёл ему за спину; Креймер уже тысячу раз пожалел, что не удержал свой крайне распущенный язык. Наклонившись практически вплотную, Джон заставил пригнуться его если не своим телом, то своей уничтожающей всё к чертям собачьим аурой. Чес едва ли не касался грудью стола, а его ладонь вновь накрыли чужие пальцы. «Да уж… быть под самим Джоном Константином весьма неприятно. Теперь я понимаю, почему у него нет девушки…» — пытался ещё отшучиваться про себя таксист, хотя понимал, что сейчас явно не до шуток. Он тем временем сильно сжал его руку в своей и, подобравшись к уху, нарочно жарко и насмешливо шептал:

— Значит, ничего не знаешь? Так позволь послушать… — вторая его рука плавно переместилась на плечо и слегка больновато сжала его. — Чтобы стряхнуть пепел с сигареты, для начала нужно зажать её вот так, — Чес судорожно сглотнул, чувствуя, как пальцы Константина специально нежно и издевательски прошли по коже на тыльной стороне ладони и наконец дошли до его ослабших пальцев, ловко сжав их так, чтобы сигарета оказалась между ними. Потом Джон переместился на другое ухо, которое было со стороны «проводящегося обучения»; вторая рука, лежавшая во всё это время стокилограммовой гирей на плече Креймера, легко переместилась ему на шею, теперь будто контролируя все его отклонения в сторону. Вот тут-то он и понял, что попался…

— Ты всё понял, мой ученик Чес?.. — уже не просто жарко, а реально горячо и с несвойственным ему жутковатым заигрыванием спросил Константин, нарочно касаясь губами кожи на ухе; Чес сильно вздрогнул и зажмурил глаза: было жутко стыдно, он впервые ощутил на себе, что значат простые и приевшиеся всем слова «хочу провалиться сквозь пол». Точнее, желание сделать это. То было поистине смущающее и много безвыходное состояние, когда уже и ядро Земли показалось бы прохладным местечком, а Ад — вообще раем по сравнению с происходящим. Да, было острое желание упасть туда, да хоть разбиться — лишь бы не видеть, не чувствовать, не слышать того, что сотворял с ним Джон.

— Молчишь?.. Кажется, ты не понял… — голова Чеса зажалась будто в тиски, а шёпот на ухо превратился в просто безумное касание губ к его коже. Креймер ощутил, что в чём-то это всё-таки было приятно: что-то наподобие разряда прошлось по всему его телу. Однако он всё же собрал остатки разума в себе и поспешил ответить, ибо подумал, что такими темпами его сегодня могут запросто изнасиловать…

— Да понял я, Джон! Прекрати, пожалуйста, так шептать. Я из-за этого ничего не слышу и… — «И это действует на меня крайне…» — даже в своих мыслях Чес не смог договорить и даже постеснялся додумать, как это на него влияет. Однако мурашки по коже говорили за него всё сами… А Константин явно злорадствовал, усмехнувшись и немного отстранившись от него.

— Неужели сдаёшься? — Креймер отчаянно помотал головой. — О, ну тогда продолжаем. Далее ты аккуратно, вот этим пальцем, делаешь лёгкое движение и… — легче было увидеть в действительности, как это, чем описать на словах. Чес, кроме специально задуманного издевательства Константина, наконец смог понять, как стряхивать быстро и ловко. Похоже, зря он затеял такую пафосную прелюдию столь мелким, бесхитростным и секундным движениям. Пепел был удачно стряхнут, а щёки Чеса оказались также вовремя красны и вообще выдавали всё смущение, которое было и которого не было. По идее, на этом «обучение» должно было закончиться, но отчего-то Креймеру жутко не хотелось, чтобы что-то менялось — хоть близкое присутствие Джона и было тяжким, но одновременно оно было… да чего уж скрывать, приятным оно было! Это он для себя ещё смутно уяснил, но уже отдалённо ощущал. Константин решил же сделать последний мазок в довершении своей картины «До чёртиков смущённый Чес и сигарета» и не менее пошло спросил: