Хальдор из Светлого города

есть хочу! — крикнул он.

Из-за двери донеслось:

— До выяснения не положено.

Барон взвыл и начал стучать в дверь ногами.

— Скоты! Я второй день тут голодаю! Я же сдохну!

Голос лейтенанта отозвался неожиданно близко:

— Не сдохнешь. Будешь буянить — засажу в подвал.

Барон опустился на осточертевшие ему нары.

— Не буду я буянить, — сказал он. — Дайте хоть хлебушка.

— Вот придет господин капитан, выяснит, разберется…

Барон мрачно посмотрел на закрытую дверь. Бледно-зеленая краска на ней была покрыта грязными пятнами. Видимо, не он один пинал ее в негодовании ногами. Барон просвистел несколько тактов душераздирающей песни «Орленок, орленок», которую певала ему мать. Лейтенант вполне человеческим голосом произнес из-за двери:

— Ладно. Разнесешь еду по камерам — остатки твои.

Барон спрыгнул с нар.

— Согласен! — крикнул он.

Лейтенант заскрежетал в замке ключом.

— Вылезай. — Он ухмыльнулся с пониманием. — Капусту из ведра руками не вылавливай. Арестанты тоже люди и жрать хотят.

Барон заправил рубашку в штаны и подвернул рукава.

— Куда идти? — спросил он.

Лейтенант ткнул ему подбородком в сторону заплеванной побелкой лестницы.

— Увидишь, — добавил он для ясности, глядя, как мальчик стремительно кинулся навстречу тошнотворным запахам кухни.

Каскоголовый побродил немного по коридору, бездумно стараясь наступать на солнечные пятна, скудно рассеянные по полу. Он ждал командира роты Каскоголовых, Кьетви по прозванию Верзила. Верзила был хорошим командиром, но имел один очень существенный недостаток: он был непредсказуем. Никогда нельзя знать заранее, что вызовет его похвалу или неодобрение. Кьетви был немногословен, гневался редко, безмолвно бледнея, отчего наиболее впечатлительные прапорщики обильно потели в строю. Словом, в среде Каскоголовых Верзила слыл интеллигентом. Правда, он много пил.

Заметив в конце коридора долговязую фигуру в белой кирасе, лейтенант, трепеща и радуясь, вытянулся и затих. Верзила Кьетви махнул ему рукой, слегка потеплев глазами, что означало у него высшую степень одобрения. Глаза у капитана были очень светлые, почти бесцветные, лицо покрыто медным загаром, нос напоминал клюв, а волосы соломенного цвета были коротко острижены, потому что все каски для ордена Каскоголовых делали одного размера и наличие пышной шевелюры не позволило бы Кьетви носить этот знак различия непосредственно на голове.

— Арестованные? — спросил Кьетви, глядя вдаль.

— Вторые сутки — задержан мокрушинским постом — ходил ночью.

На лице Кьетви появилось выражение глубокой тоски.

— Господин капитан, а у меня новость, позвольте доложить, — осмелился юноша. Светлые глаза капитана медленно обратились к нему, и лейтенант вдруг вспомнил о слухах, ходивших про Верзилу, будто он берсерк и иногда превращается в медведя.

— Докладывайте, — сказал капитан.

— Сегодня у меня на кухне работает какой-то барон, — выпалил лейтенант.

Выгоревшие брови Верзилы поползли под каску.

— Барон? Где ты взял