Ульфила

века этого; безрассудно расточает Его дары Фритигерн. Едва не сказал вслух то, что подумалось: не обмани на этот раз, Фритигерн! Пусть слова твои будут правдой.

А князь, не открывая глаз, заключил:

— В обмен на прочный мир и верную службу со всевозможным смирением просит-де князь готский обещанную прежним договором Фракию со всеми ее пашнями и хлебом, с пастбищами и скотом. Только Фракию и ничего сверх того; но и не менее.

Это было хорошее послание, исполненное достоинства и вместе с тем миролюбивое.

Фритигерн ласкал пальцами нагретую солнцем траву. Он полюбил эту землю, где пролил столько крови, и очень хотел ее для себя. И получит ее, ибо отступать отсюда ему некуда. Зиму он рассчитывал прожить на тот урожай, что вырастили нынешним летом фракийские крестьяне. Даром, что ли, настаивал в договоре на том, чтобы отдали ему пашни и хлеб. А весной начнется, наконец, новая жизнь для всех вези.

— Напиши второе письмо, Ульфила, — вдруг сказал Фритигерн.

И сразу почувствовал, как насторожился епископ.

— Кому? — поинтересовался Ульфила. — Царю персидскому? На случай, если Валент откажет?

— Нет, тоже Валенту. Но не от лица всех вези, а приватно от меня. — Он сел и усмехнулся. — От государя к государю.

И заговорил задумчиво:

— Напиши ему от меня, что хочу быть Валенту настоящим другом и союзником. И сейчас, как будто мое желание уже осуществилось, считаю долгом остеречь его. Мне ведомо, что многие мои соплеменники не захотят с ромеями мира. Мой родич Алавив, которого я люблю и которого полюбит и Валент, когда узнает его близко, может разбить ромеев. Он горяч, Алавив, эта мысль кружит ему голову. Мне трудно вразумить его. И не остановить мне воинственного порыва многих друзей моих, если сам Валент не поможет в том, проявив добрую волю.

Фритигерн повернул голову, посмотрел на Ульфилу. К щеке князя травинка прилипла.

— Почему ты губы кривишь, епископ?

— Противно слушать тебя.

— Я не злоумышляю против своих, если ты об этом, — невозмутимо возразил Фритигерн. — Я никогда не предам вези. Веришь?

Этому Ульфила вполне верил. Не понимал только цели второго послания, от которого за версту разило предательством.

Фритигерн объяснил:

— Если Алавив на Валента наскочит и цапнет его (а Алавив на такое способен), то после второго послания даже эта выходка не сорвет мирных переговоров. Я всегда смогу доказать, что Алавив действовал против моей воли.

— А если ромеи потребуют, чтобы ты выдал им Алавива?

Фритигерн широко улыбнулся.

— Ах, Ульфила. Ведь ты меня хорошо знаешь.

— Я тебя знаю, — согласился Ульфила. — Я знаю, что никогда нельзя заранее знать, как ты поступишь.

— Я сумею уберечь от них Алавива, если дело повернется так, как мы говорили. В крайнем случае, скажу, что он убит. Ведь ты спрячешь его у себя, правда? — И засмеялся. — Если от меня не знаешь, чего ждать, то что говорить о тебе!

— Главное — мир, — сказал Ульфила. Ему не нравилось, как обернулся разговор.

Фритигерн уловил недовольство епископа