Ульфила

нам вынь да положь: можно Фритигерну доверять или нет?

Присутствовавший при этом разговоре Себастьян так и спросил:

— Можешь ли ты, обратившись к своей совести, ручаться за него?

— Однажды я поручился за него и был жестоко наказан, — сказал Ульфила. — Но и после этого скажу: я охотно обменял бы свою чистую совесть на прочный мир.

И опять слова Ульфилы никому не понравились, потому что были искренними и не содержали лести.

Пытались выспрашивать у посла подробности касательно того, какими силами располагает Фритигерн, где сейчас находятся Алатей с Сафраком, остались ли до сих пор с аланами отряды гуннов. Ибо наиболее дальновидные из римских командиров предполагали, что в минуту большой опасности остроготы присоединятся к везеготам, и для армии Валента это будет весьма неприятно. Проще сказать, при таком повороте событий шансы на блестящую победу, которую уже ковала и покрывала позолотой фантазия Валента, резко уменьшались.

Но церковник ничего не знал ни о численности варварских полчищ, ни об их расположении. Только и сказал:

— Вот точные слова Фритигерна, которые он говорил мне, когда просил прийти к тебе с посланиями: «Я могу разбить Валента, но это будет стоить мне слишком больших жертв».

Валент так откровенно обрадовался, такой радостный взгляд на Себастьяна бросил, что льстецы поняли: битва будет.

Ульфила поднялся, сочтя свою миссию выполненной.

— Я еще раз прошу тебя подумать над этими письмами. Пожалей свой народ, император. Если даже все вези полягут под стенами Адрианополя, останутся остроготы и аланы, останутся гунны, и они утопят твою Империю в крови.

Два дня после этого Ульфила жил в римском лагере, ждал ответа. Валент обещал написать Фритигерну и выразить свое мнение.

Легионеры, пришедшие с Валентом из Сирии, не питали пока что к готам враждебных чувств. По их мнению, вези были куда лучше персов. Со свитой ульфилиной играли в кости и пили неразбавленное вино. О посланнике фритигерновом расспрашивали. «Что, получше никого не нашлось?» Но вези отказались обсуждать личность Ульфилы; сам же Ульфила почти не показывался.

На третий день Валент объявил ему, что ответа не даст, ибо письма Фритигерна весьма двусмысленны и непонятно, как следует отвечать на них.

С тем посольство и отбыло, сопровождаемое насмешливым свистом легионеров. Те-то уже знали, каким будет ответ.
* * *

Солнце переходило в знак Девы; настало 23 августа 378 года. И подобно тому, как Солнце покидало один свой дом и перебиралось в другой, двинулась римская армия из надежного, обжитого лагеря навстречу неизвестности.

Весь обоз, припасы, скарб — все было оставлено под стенами Адрианополя. Охранять лагерь назначили две центурии Сирийского легиона — довольно, чтобы удерживать такое хорошее укрепление, если придется.

Казну, придворных льстецов, императорский пурпур и прочие драгоценности предусмотрительно переправили за городские стены, сочтя их лучшей защитой, чем лагерный палисад.

И выступили.

Валент верхом на крепкой лошади