Человек, который зажигает звёзды

Тут последовала ещё одна пауза, куда длиннее предыдущей. Она пила и курила, а взгляд её был устремлён куда-то вдаль. Казалось, сейчас она не здесь, а где-то далеко-далеко. Невыносимо хотелось узнать, куда она исчезла. Но я сдержалась, боясь спугнуть её, боясь, что она может вновь спрятаться в панцирь, и я никогда не узнаю продолжения её истории. Не знаю, почему, но внезапно мне стало это невыносимо важно. Это был вопрос жизни и смерти. Но, когда моё терпение иссякло, она вновь заговорила.

«У меня на работе есть парень, – тихо заговорила она, – Парень как парень. Ничего необычного. Светлая кожа, кучерявые волосы. Но было в нём что-то, что отличало его от других; не знаю почему, но я это сразу заметила. Когда он в первый раз посмотрел на меня, и я нечаянно поймала его взгляд, мне вдруг показалось, что он видит гораздо больше, чем я. Это сложно описать, я это просто почувствовала. Весь следующий день я не могла отогнать от себя странное наваждение, словно я что-то упустила, что-то важное, необычайно важное. Но вскоре это прошло, я жила, жила так, как считала нужным, пока в один прекрасный день мой возлюбленный не заявился домой с разбитым лицом и в испачканной кровью футболке. Когда я кинулась к нему, желая помочь, он окинул меня безумным взглядом, и, оттолкнув, принялся собирать вещи, что-то бормоча себе под нос. Я молча сидела на полу и не могла пошевелиться. Спустя пятнадцать минут, наспех покидав одежду в чемодан, он ринулся к выходу. Понимая, что если он сейчас уйдёт, то я его никогда не увижу, я ринулась наперерез, преградив ему дорогу.

Не хочу описывать то, что было дальше. Он был словно не в себе. Отбросив чемодан, он что есть силы схватил меня за руку и швырнул в сторону. Не удержавшись, я ударилась головой о дверной косяк и упала. Он тут же подлетел ко мне, и стоило мне поймать этот взгляд, как я впервые по-настоящему испугалась за свою жизнь. Но тут произошло то, чего я совсем не ожидала. Когда он навис надо мной, я увидела, как на мгновение его взгляд скользнул чуть выше меня и замер. Затем, испустив какой-то странный полувсхлип-полусвист, медленно отошёл назад, затем, медленно переведя взгляд на меня, быстро затараторил что-то. Единственное, что мне удалось вычленить из бессвязного потока слов, было «Прости, я не хотел, Марк убьёт, не надо». А затем, споткнувшись о свой чемодан, выбежал прочь». А когда я, с трудом поднявшись, попыталась найти то, что спасло мне жизнь, я вдруг осознала что-то, от чего у меня задрожало всё тело. Я внезапно поняла, что практически всю жизнь я шла к этому моменту. Неужели ЭТО именно то, к чему я стремилась? Именно то, ради чего я закрывала глаза на всё, и молча, стиснув зубы, терпела. Неужели это Я выбрала себе подобную участь? И тут я упала в обморок. Последнее, что я уловила, прежде чем мой мозг укутала пелена забвения, был странный, едва уловимый, едкий запах серы, медленно растёкшийся по комнате.

* * *

Смеркалось. В то время как гасло небо, медленно зажигалась земля, пронзая темноту неоновым светом вывесок и яркими вспышками автомобильных фар, безумных стальных монстров, вырвавшихся из дневного плена вездесущих пробок на долгожданную свободу. Лениво зевал швейцар, безразлично оглядывая двух ночных бабочек, каким-то невиданным ветром принесённых сюда из областных трасс для гостей столицы, боящихся засыпать по ночам в одиночестве. Город дышал по-новому, и его дыхание отражалось во всём, от мерного света фонарей, до безумного рокота, доносившегося из ночных клубов. И казалось, что вместе с атмосферой изменились и сами люди: на место мужчин в костюмах, женщин с колясками и бабушек с необъятными сумками пришли совершенно новые люди, приспособленные к новой экосистеме – молодые парни и девушки в вызывающей одежде, с болезненно слезящимися красными глазами, угрюмые поджарые мужчины, окидывающие прохожих тяжёлым взглядом и я, словно пришелец в их мире, мчащийся сквозь враждебную среду в бескислородном пространстве.

Моё сердце колотилось, как ненормальное. Я мчался, сшибая с ног прохожих, мчался, не замечая ничего вокруг. Престарелый сонный швейцар медленно зевнул, зажмурившись и прикрыв рот рукой, укутанной в белую перчатку. Не успел он открыть глаза, как поток воздуха, вызванный резко открывшейся дверью, сшиб с него фирменную фуражку, а когда он озадаченно оглянувшись, медленно поднял потерю, я взлетел на свой этаж, и дрожащими от волнения руками, задыхаясь, пытался попасть ключом в замочную скважину. Делаю глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Не выходит. Чёрт. Чёрт. Чёрт. Каким-то чудом ключ всё-таки попадает в замочную скважину и личинка замка с радостным скрежетом уходит внутрь. Резко надавив на дверь, я буквально вваливаюсь в комнату, и не особо заботясь о том, чтобы закрыть дверь, мигом проваливаюсь внутрь. Где же они, где где где где где!? Кровать! Словно безумный, я ринулся в спальню. Бинго! Коробки с моими личными вещами мирно лежали на кровати, ровно там, где я их оставил. Одним движением высыпав содержимое на покрывало, я судорожно стал рыться в образовавшейся куче. Оно должно быть здесь. Должно. Просто обязано. Я уверен, что оно где-то здесь. Я точно помню, оно лежало у меня на столе. Ну, где же! Где! Внезапно, издав победный крик, я выхватил из кучи небольшую зелёную папку. Дрожащими руками отщёлкнув застёжку, я бережно, словно древний манускрипт, грозящий вот-вот рассыпаться в пыль, извлёк оттуда маленькую сопроводительную записку.

«Т.М.А. Увольнение по своему желанию. Доставить документы по адресу. Ул. Красноармейская, д 31/18.»

Истощённый, я упал на кровать, не выпуская из рук заветные документы. Сердце медленно входило в рабочий режим, а в голове шумело, словно на берегу океана во время прилива. Повезло, как же мне повезло. Ведь если бы мои вещи собирали не две безмозглые гориллы, а существо, наделённое хоть маленькой искоркой интеллекта, оно бы сразу обратило внимание на практически прозрачную папку с документами, и запиской, которую легко прочитать, не открывая содержимое. Тогда бы последняя нить была потеряна. Но мне повезло, и эта папка, с лёгкого посыла одного из охранников, радостно полетела в коробку к остальным моим вещам. Я пока не знал, что именно буду делать с этим адресом. Не могу же я просто так заявиться к Томе домой. Или могу?

«Она сказала, что с того дня она словно прозрела. Словно с её глаз спала пелена, и она впервые увидела мир таким, какой он есть на самом деле»,  – звучали в голове последние слова недавней собеседницы.

Неужели, неужели я и впрямь помог ей? Помог человеку обрести себя? От одной мысли об этом моё сердце вновь забилось со скоростью набирающего ход локомотива, и мне стоило огромных усилий привести его в нормальный режим.

Неужели всё было не зря? С трудом поднявшись с кровати, я, шатаясь, добрёл до умывальника. Перед глазами всё плыло. Наскоро умывшись прохладной водой, я с удивлением почувствовал во рту вкус крови. Машинально взглянув в большое зеркало, расположенное над раковиной, я увидел маленькую алую струйку, весело бегущую из левой ноздри, через губу, вниз, за воротник. Странно: за всю жизнь это был третий раз, когда у меня шла кровь из носа, при том, что первые два были в глубоком детстве. Но сейчас мне было абсолютно всё равно. Кое-как доковыляв до кровати, я рухнул, и не успело тело коснуться поверхности, как разум, опередив его, исчез в царстве Морфея. Завтра будет новый день. Очень важный день.

Не помню, что мне снилось. Кажется что-то из детства. Единственное, что мне удалось запомнить: пьянящий запах летнего луга, залитого полуденным солнцем, бабушкино испещрённое морщинами улыбающееся лицо, и… моё отражение в кристально чистом озере, моё странно ухмыляющееся отражение, и разве у воды должен быть такой едкий запах серы?

Глава 13. Очень важный день

Я проснулся ни свет, ни заря. Хотя это сложно назвать пробуждением в классическом смысле слова, я словно включился. Резко открыв глаза, я тупо уставился в потолок, понимая, что сна не осталось ни в одном глазу. Довольно необычное для меня состояние, обычно пробуждение было для моего мозга целым событием, которое он любил растягивать минимум минут на пятнадцать-двадцать, но сегодняшний день и впрямь стал серьёзным исключением. Сделав короткий звонок на ресепшен и договорившись по поводу классического английского завтрака из трёх хорошо обжаренных яиц с ломтиками бекона, чашки крепкого кофе и хрустящих тостов с клубничным, или, на худой конец, малиновым джемом, я направился в ванную, где планировал сделать из своей помятой небритой физиономии нечто, вызывающее исключительно положительные эмоции. Благо в ящичке под умывальником обнаружился новый запечатанный одноразовый станок, и зубная щётка с крохотным тюбиком зубной пасты. Это значительно упростило стоящую передо мной задачу. Так что вышел я оттуда почти человеком. Оперативно сработало и обслуживание в номерах, и буквально через пару минут я сидел на краешке подоконника, чистый, выбритый, и вовсю хрустел невероятно вкусными тостами, запивая их вполне сносным кофе. Мне всегда нравилось наблюдать за жизнью города, мне нравилось смотреть, как люди спешат по делам, мчатся по дорогам, толкаются в метро, бодро топчут асфальт. Но самое большое удовольствие, не сравнимое ни с каким другим, я испытывал, когда видел людей, мерно жующих сэндвич на лавочке, или бабушек с внуками, кормящих голубей, или влюблённые парочки, бережно прижавшиеся друг к другу и идущие вдоль пруда. Ведь жизнь, на самом деле, пролетает очень незаметно. Вот ты нагнулся, чтобы подписать бумажку, разгибаешься, а лет десять прошло. И ничего в жизни кардинально не меняется. Растут дети, медленно отпочковываясь от семьи, обвисает живот, появляются первые морщины, отдышка и седина. И вот ты уже сидишь на лавочке, и смотришь в никуда, и единственное, что ты не в силах осознать: неужели это всё? Ведь ты помнишь, как когда-то хотел съездить на Гранд Каньон, прыгнуть с парашютом, написать книгу, нарисовать шедевр, встретить любовь всей жизни, собрать рок-группу. И всё это уже не доступно для тебя, а то, что доступно, вряд ли принесёт истинное наслаждение. Жизнь заканчивается, так и не начавшись. И самое обидное, что некого винить, кроме себя. Каждую секунду мы делаем выбор. И каждую следующую секунду несём последствия. У кого-то выбор шире, у кого-то уже. Но он всегда есть. Всегда.