Пепел к пеплу (сборник) - (ЛП)

Вышло так, что в самом начале поисков я подвернул лодыжку и вынужден был вернуться домой – и это незначительное происшествие сделало меня свидетелем чрезвычайно странных поступков Белла.

…Миссис Бартон, устав от волнений, спала на кушетке в гостиной; а доктор Белл, когда я постучался к нему, вышел не из своей комнаты, а из комнаты Сирила Бартона!

– Джозеф! Что вы здесь делаете? – не удержался я.

– Осматриваюсь, – невозмутимо ответил доктор и снова скрылся в глубинах комнаты.

Подстегиваемый любопытством, я вошел следом за ним. Доктор Белл быстро открыл и закрыл ящики стола, поворошил костюмы в одежном шкафу, открыл потрепанную дорожную сумку художника, пролистал его записную книжку, где я мельком углядел ряды рифмованных строчек, переставил мольберт, чтобы рассмотреть его со всех сторон, вырвал один лист из брошенного на стул блокнота с набросками…

Двигался он быстро и точно, как во время операции, с такой же сосредоточенностью и уверенностью в собственных действиях, что я не сразу решился запротестовать.

– Зачем… – начал я, но доктор Белл меня оборвал:

– Тише, Артур, вдруг миссис Бартон, несмотря на лауданум, проснется, а мне нужно осмотреть еще три комнаты.

– Это чьи же? – от возмущения я снова обрел дар речи.

– Хатчера, полковника и мисс Лайтинг. Идемте скорей! – он нетерпеливо потянул меня в коридор. Как загипнотизированный, я следовал за ним.

Комнату Хатчера он осмотрел так же быстро и тщательно; прочитал стопку листов у пишущей машинки, повертел в руках лекарство от насморка, но особое внимание он почему-то уделил туфлям и трости хозяина комнаты.

– Взгляните, Артур, – протянул он ее мне, – это та же трость, что была у него утром?

Вначале я хотел ответить отрицательно, потому что вместо массивного серебряного шара набалдашником теперь служила голова орла; но сама трость, с незакрашенным, естественным рисунком древесных разводов показалась мне знакомой.

– Кажется… – неуверенно начал я, но Белл уже аккуратно вернул ее в прежнее положение и отправился в спальню полковника.

Там царил идеальный порядок вкупе со спартанской обстановкой, стены украшали карты Британской империи в обрамлении разнообразного холодного оружия. Доктор Белл недолго там задержался, но его дотошность дошла до того, что он стал на четвереньки и вытащил из-под кровати стоптанные комнатные туфли и заодно раскрытый экземпляр книги мисс Лайтинг.

В комнате самой мисс Лайтинг мы пробыли дольше всего. Она еще не разбирала вещей, и Белл без малейшего стеснения распотрошил ее новую дорожную сумку модного в этом сезоне лимонно-желтого цвета, добывая из нее платья, книги, косметику, массажные щетки, бутылочку масла для кожи, старенькое коннект-зеркальце в поцарапанной оправе, музыкальную шкатулку, недорогой массивный браслет ядовито-синего цвета с вырезанными на нем рунами воды и воздуха, одну изящную серебряную сережку, щетку для волос и прочие женские мелочи. Мне неловко было смотреть, с какой бесцеремонностью Белл осматривает комнату мисс Лайтинг, и я дал себе слово добиться от него объяснений.

Но, едва мы вышли в коридор, как послышались шаги возвратившейся поисковой партии. С надеждой мы спустились к ним, но мисс Лайтинг среди них не было.

Следующий день был заполнен надеждой и страхом, а вечером пришло сообщение, что ниже по течению из реки выловили изуродованное тело мисс Лайтинг. Наутро в поместье прибыла полиция для допросов.

Полицейские, выискивая улики, сновали повсюду, но особенно много их было возле причала.

Глава полицейских, инспектор Дженкинс, собрал нас всех в холле, чтобы сообщить, что на затылке мисс Лайтинг обнаружили след удара. Хозяева дома подтвердили, что все гости, в том числе и мисс Лайтинг, знали о разъяренном кельпи.

Дженкинс подытожил, что мисс Лайтинг, по всей вероятности, сперва оглушили, а затем сбросили в воду, чтобы там ее растерзал водный дух.

Поверить в это было неимоверно трудно – я так и заявил на допросе. К сожалению, в ходе беседы я вынужден был рассказать про «остроугольный треугольник» – точнее, подтвердить слова самого Дженкинса, которого уже кто-то из слуг успел ввести в курс дела. Также мне пришлось признать, что надежного алиби нет ни у Хатчера, ни у Сирила, ни у меня самого. Любой за тот долгий день мог выбрать момент, чтобы прийти на причал… И осознание этого факта угнетало меня больше всего. Неужели кто-то из них двое в гневе мог… Но кто из них?

Этот же вопрос я задал доктору Беллу, и заодно потребовал объяснений.

– Неужели, когда Элис не пришла к ужину, вы уже догадались…

– Я был уверен в том, что это не простое опоздание, – кивнул Белл. – Но я был бы рад, если бы мое предчувствие не оправдалось. Видели бы вы свое лицо в тот момент, когда я вышел из комнаты! С вас можно было ваять статую Праведного Негодования!

Я только покачал головой.

– Но вы хоть что-нибудь узнали? – спросил я без особой надежды.

– Да, – ответ упал, словно камень в колодец.

– Вы… – невольно я встал, – вы знаете, кто из них… кто убийца?

– Да, я знаю, кто это сделал, – мрачно подтвердил Белл. – Благодаря двум вещам…

Но меня сейчас интересовало не то, что это за вещи, а то, когда Белл сообщит о своих подозрениях Дженкинсу – о чем я и спросил. Ответ Белла поразил меня.

– Не сейчас. Я жду.

– Чего вы ждете? – возмутился я.

– Доказательств, – сказал Белл, и мне пришлось удовольствоваться этим, потому что больше за весь вечер он не произнес ни слова.

А на следующий день инспектор снова захотел побеседовать с нами. Со мной и доктором Беллом. Он начал с того, что попросил описать, во что была одета мисс Лайтинг, когда отправлялась на причал. Я добросовестно начал вспоминать:

– Синий купальный костюм с белыми полосками…. раздельный… и широкополая соломенная шляпа с синими и голубыми лентами… а почему вы спрашиваете?

В ответ инспектор протянул мне скомканный, запачканный, подпортившийся внизу от воды рисунок. Тем не менее, изображенную на нем мисс Лайтинг, которая, сидя в кресле, лукаво улыбалась из-под шляпки, держа камышинку, как удочку, я узнал сразу. Как узнал и манеру художника.

– Рисунок Сирила Бартона, верно? – довольный собой, спросил меня инспектор, а я в этот момент ненавидел его и его армию ищеек, которая отыскала, добыла свою улику… неопровержимое доказательство того, что Бартон был в тот день на причале. В отчаянии я взглянул на доктора.

– Вы уже проверили отпечатки ауры? – спросил у него Белл.

– Да, проверили, – спокойно ответил инспектор. – На нем отпечатки Бартона и еще одного человека, предположительно, мисс Лайтинг. Снять ее отпечатки ауры, увы, невозможно из-за состояния тела…

– А вы попробуйте сличить их с живыми гостями Бартонов, – вдруг посоветовал Белл. – Кстати, ваши люди во время поисков не находили еще чего-нибудь… необычного?

– А точнее?

– Например, набалдашника трости, – спросил Белл.

– Нет, – отрезал Дженкинс, но отпечатки ауры он все же снял. Как вскоре выяснилось, вторые отпечатки принадлежали… Генри Хатчеру.

– Как такое могло случиться? – безнадежно спросил я.

– Очень просто, – пожал плечами Белл. – Бартон приходит на причал, рисует Элис, затем они ссорятся, и он уходит. Затем приходит Хатчер, и рисунок становится новым поводом для ссоры. Он в гневе комкает его…

– Значит, это он столкнул Элис в воду? – с содроганием предположил я. – Хотя… он тоже мог уйти, а Сесил снова вернуться, в надежде помириться или наоборот…

– Да, этот листок не позволяет исключить кого-то из них, – мрачно признал Белл и погрузился в размышления. Я попробовал последовать его примеру, но всего лишь задремал.

А следующий день принес новую, шокирующую новость – Сирила Бартона арестовали. Как в ужасных канцелярских фразах объяснил инспектор Дженкинс, дневник, который подозреваемый пытался спрятать, выдал его намерения по отношению мисс Лайтинг.

Сирила увезли, и к вечеру у миссис Бартон случился новый приступ. Состояние ее внушало самые серьезные опасения, и, Едва у нас появилась свободная минута, я атаковал Белла: