Пепел к пеплу (сборник) - (ЛП)

– Мисс Лайтинг играет не только на сцене, – пожал плечами доктор Белл, глядя на меня с легкой насмешкой. – Это было не заявление о том, что она хочет побыть одна, а недвусмысленное приглашение нарушить ее одиночество. И я не удивлюсь, если Сирил опять пойдет за ней, как ослик за морковкой…

Я знал, что за резкостью его высказываний скрывалась самая искренняя симпатия к чете Бартонов, которым сейчас совершенно ни к чему были лишние волнения.

Этой зимой миссис Бартон перенесла несколько ревматических атак на сердце, которые вынудили ее отказаться и от давнего увлечения охотой, новейшего увлечения мотоциклетной ездой, а также от бурной общественной деятельности. Миссис Бартон была одной из тех незаурядных женщин, которые добились смягчения драконовских законов о разводе.

Еще миссис Бартон писала короткие юмористические рассказы, которые с каждый месяц с удовольствием публиковали в «The Scotsman».

Публичная деятельность полковника Чарльза Бартона ограничивалась председательством в Охотничьем клубе, но он, как соратник Гордона и герой обороны Хартума, был известен всей Британии. Сейчас он писал свои мемуары, или, как честно признавался он сам, «моя жена пишет мои мемуары»; поскольку полковник не отличался любовью к чтению, а его письма были либо шедевром лаконичности, либо подарком для криптографа.

Тишина и спокойствие их загородного дома должны были благотворно подействовать на здоровье миссис Бартон, но случилось как раз обратное. Оказалось, что незаконно построенная фабрика по выделке кож отравляет Ферс и ее безымянный приток на территории поместья Бартонов. Гостей предупредили, что купаться в нем сейчас чрезвычайно опасно – разгневанный кельпи мог растерзать любого оказавшегося в реке человека.

Миссис Бартон пригласила своего давнего друга и редактора «The Scotsman», Генри Хатчера, чтобы уговорить его напечатать разоблачительную статью о деятельности фабрики. И почему-то племяннику полковника, студенту Художественной академии, именно в это время пришла в голову мысль навестить на летних вакациях дядюшку с тетей, в чьем загородном доме есть такие живописные виды. Предупреждать о своем приезде Сирил счел излишним, и, когда прибыл, застал здесь своего соперника.

Уезжать оба сочли ниже своего достоинства, но миссис Бартон удавалось гасить все ссоры в зародыше, и вечера в гостиной проходили спокойно – пока не приехала мисс Лайтинг. Справедливости ради надо уточнить, что формальное право приехать у нее было – миссис Бартон была ее крестной и подругой ее матери.

Возможно, дело было не только в нечуткости, но и в банальном недостатке средств, так как на капитал, оставленный ей матерью, мисс Лайтинг могла себе позволить очень немногое.

Я с любопытством ждал нашего знакомства и увидел изящную, одетую с безупречным вкусом брюнетку. Чем-то она напоминала женщин с рисунков Бердслея, и, как мне показалось, сама усиливала и подчеркивала это сходство черно-белой гаммой одежды.

…А когда майор Блечли, давний друг четы Бартонов, снова затянул свой рассказ про оборону Хартума, мисс Лайтинг весело остановила его, а затем несколько минут продолжала с того же места, с теми же интонациями и слово в слово так, как всегда излагал события майор – а после вернулась к оживленному пересказу театральных сплетен и интриг. Ее остроумная и злая пародия заставила Блечли умолкнуть до самого конца вечера.

Мисс Лайтинг не обращала внимания на страдальческий взгляд Сирила, на полунасмешливый тон Хатчера. Она очаровательно смеялась, вытягивая из Сирила короткие угрюмые реплики, и пригласила Хатчера потанцевать, демонстрируя рискованный парижский покрой платья при каждом неожиданном пируэте.

За весь вечер улыбка исчезла с ее лица только однажды, когда миссис Бартон нечаянно разбила ее изящное коннект-зеркальце – да и то на несколько секунд, до того момента, когда миссис Бартон пообещала возместить последствия своей неловкости.

Пока я размышлял о вчерашнем вечере, мисс Лайтинг в чрезвычайно открытом купальном костюме вышла из дома и решительно направилась к причалу. Следом за ней дворецкий нес плетеное кресло, накидку и, кажется, несколько книг – мисс Лайтинг основательно подошла к своему намерению побыть в одиночестве. Доктор Белл хмыкнул, вглядываясь в ношу дворецкого, и спросил:

– Знаете, что за книгу она взяла с собой?

– Нет, я отсюда не могу разглядеть, – ответил я.

– Свою автобиографию! Вы ее читали?

Я признался, что да.

– Боже всемилостивый, какая может быть автобиография у девушки двадцати лет? – риторически вопросил доктор Белл и предложил мне спуститься в гостиную. Там мы застали полковника и Сирила. Сирил как раз уговаривал дядю позировать для портрета, а полковник смущенно и недовольно отказывался. Даже на исходе пятого десятка он обладал той особой мужской красотой, которую не портит возраст – правильные, хоть и резковатые черты лица, туго натянутая на скулах кожа, и, в контрасте со светло-серым цветом глаз, несмываемый африканский загар.

Доктор Белл весело присоединился к уговорам – подозреваю, для того, чтобы смутить полковника еще больше. Сирил тем времени поспешно делал с полковника набросок за наброском. Я углядел на журнальном столике свежий номер «Ланцета» и с волнением обнаружил, что там наконец напечатали мою статью о вазомоторной спинной сухотке. Только я собирался поделиться этой новостью, подняв журнал над головой, как флаг, как в гостиную вошел Генри Хатчер.

Сирил захлопнул свой блокнот с набросками и невнятно поздоровался.

– Отправляетесь на прогулку, Генри? – полюбопытствовал полковник.

– Собираюсь нагулять аппетит, – подтвердил Хатчер.

– И в каком направлении вы собираетесь его нагуливать? – вдруг спросил Сирил.

– Хотите составить мне компанию? – предположил Хатчер, вертя в руках свою щегольскую трость с массивным серебряным набалдашником.

– Нет! – резко отказался Сирил. – Я хочу знать, куда вы собираетесь идти!

– А я еще не знаю, – невозмутимо пожал плечами Хатчер. – Здесь повсюду такие живописные виды…

– Можно взглянуть на вашу трость, Генри? – поспешно вмешался полковник. – Вы уже собрали целую коллекцию!

– Да, эта сделана из боярышника, – протягивая трость, сказал Хатчер, – символизирует надежду и благоразумие.

Он взял один из набросков Сирила, лежащих отдельными листами на журнальном столике и диване; сказал, что доктор Белл ему очень удался, и вышел. Я был несколько удивлен – я знал, что Хатчер отличается вспыльчивым, холерическим нравом; а тут он невозмутимо вывел из себя Сирила и удалился, оставив победу за собой, но не доходя в ней до крайностей.

После его ухода на Сирила было жалко смотреть – мрачный, бледный, он никак не мог взять себя в руки. Наконец он объявил, что у него разболелась голова, и поднялся к себе. Полковник захотел снова побеседовать с доктором Беллом о здоровье своей жены, а я отправился в библиотеку, чтобы узнать, в какой компании оказалась моя статья, и время до обеда для меня прошло очень быстро.

Я только обрадовался, когда увидел, что никто из «остроугольного треугольника», если пользоваться выражением доктора Белла, к обеду не пришел; и пожалел, что совместного ужина все-таки не избежать.

Когда выяснилось, что мисс Лайтинг, которая не пришла к обеду, опаздывает и к ужину, никто не встревожился. На лице Сирила я увидел искренне мучительное ожидание явления божества, на лице Хатчера – ленивое любопытство. Но, когда ее опоздание перевалило за полчаса, миссис Бартон решила, что Элис, наверное, просто уснула на причале, и нужно послать за ней слугу.

И даже когда растерянный дворецкий доложил, что Элис на причале нет, я не слишком встревожился, в отличие от Сирила. Он решил убедиться и сам отправился на причал. Через зеркало в холле он подтвердил, что Элис здесь нет, и показал пустое кресло со смятой накидкой и раскрытую книгу на досках причала.

Уже начинало темнеть, и полковник быстро организовал из нас некое подобие поисковой партии. Только доктор остался с миссис Бартон, потому что ее состояние внушало Беллу серьезные опасения.