Шесть с половиной ударов в минуту (СИ)

Резкое возвышение одной из трёх главенствующих ветвей Lux Veritatis беспокоило многих, в частности Осветителя Монтоги, интуиции которого Рандарелл привык доверять. Вот только старейшины перестали прислушиваться к Саратоху, и при мысли об этом кулаки его преданного ученика невольно сжимались от тихой ярости. Да, эти упрямые глупцы скорее обратят взоры на талантливого малыша, ещё недавно ходившего за ручку с родителями, чем на умудрённого годами бойца Церкви. И куда катится этот мир? Рандареллу становилось обидно за наставника. И в то же время он не понимал, почему Саратох не отстоит свою честь в стенах Lux Veritatis. Вместо этого мужчина вёл себя так, словно политика ордена его более не волновала, и часто выезжал из резиденции к одной выжившей из ума провидице.

- Неплохой вышел бой, да? - поделился впечатлениями Реттер, которому Рандарелл помогал идти. – Сейчас, прокручивая в голове недавние события, я с удивлением замечаю, что мог раз десять помереть. Однако ещё жив, представляешь?

- Да, нам сегодня повезло, - отозвался юноша. – Судьба порой ведёт себя непредсказуемо. Иногда выпутываешься из страшных переделок, а потом умираешь, споткнувшись на ровном месте. Насмешка какая-то!

А ведь также вышло с Ташефом. Парень, готовый голову сложить в борьбе с демонами, просто сгорел в комнате. Несправедливо и жестоко! Но почему-то даже такая непривлекательная версия гибели друга нравилась Рандареллу куда больше той, которую выдвинул его наставник.

- Ты добрый эгоист, Рандарелл, - мягко говорил господин Монтоги. Он часто журил юношу, но никогда ещё тот не чувствовал себя униженным или оскорблённым после слов наставника. В каком-то смысле, Саратох напоминал Рандареллу дедушку, который ругает внуков лишь из сильной любви к ним. – Ты заботишься о своих друзьях, и они для тебя – личное сокровище, которым ты можешь гордиться. Но именно из-за подобного отношения тебе кажется, что кто-то посторонний, злой и гадкий, пытается украсть у тебя твоих друзей. Причём всех разом.

- Я не вполне понимаю…

- Тебе, правда, не кажется странным, что оба твоих друга пострадали в один день? Причём один погиб, а второй просто пропал. Неужели у тебя появился невидимый могущественный враг? – Саратох покачал головой. – Прямо как у детей, которые верят, что старое бабушкино пальто – чудовище, мечтающее их съесть. Вот только реалисты видят в этой ситуации более простую, но от этого не менее страшную картину.

Рандарелл осознавал, на что намекал его мудрый наставник. Господин Монтоги подозревал, что Ташефа убили, причём злодеем в этой истории могла оказаться внезапно пропавшая Умфи. Как бы юноше ни хотелось зашвырнуть эту ужасную мысль поглубже в отстойную яму, она выглядела не менее логичной, чем идеи о неудачливом стечении обстоятельств.

Ведь, возможно, Умфи тоже была мертва. А если нет, то куда она пропала? Друзей ближе этой девчонки и Зрячего у Рандарелла не было. А теперь они оба потеряны.

Гаррел задумчиво повторял про себя последние слова Спустившегося, поправляя седло лошади. Демоны, которые сотрудничают с Церковью? И откуда такие только выползают? В любом случае, это теперь не имело значения, хотя задать пару вопросов старейшинам не помешало бы. Настоятельница Мимрои не откажет ему в аудиенции. Она всегда добра к мальчику, а после смерти её обожаемого брата-близнеца привязалась к Гаррелу ещё больше.

- Вы едете? – спросил служитель На-Ла, вскочивший на своего скакуна.

- Езжайте. Я догоню вас, - махнул рукой юноша.

Гаррелу хотелось многое обдумать, а тряска в седле обыкновенно путала мысли. Он ненавидел кататься, отдавая предпочтение пешим прогулкам.

Натягивая кожаные перчатки, хрустящие при каждом движении, молодой Лонденол краем глаза заметил подошедшего товарища. Его появление вызывало смешанные чувства тревоги и радости.

- Охота разгорячила вашу холодную кровь, командир? – насмешливо спросил беловолосый парень, сцепляя пальцы в замок за спиной. – Или подкинуть вам ещё парочку целей?

- Много паясничаешь. Не удивительно, что остальные члены ордена тебя не любят.

- Они любят меня далеко не из-за этого, - подошедший пожевал нижнюю губу и начал качаться на месте, как будто разминал спину.

- Ты теперь что, кладовщик? – скосив глаза на вышивку, спросил Гаррел.

- Да как ты можешь? Я взломщик! Пожалуюсь на тебя маме. Всё расскажу, как ты на меня обзываешься!

Молодой Лонденол почти не слушал надоедливого тараторку. Образы в его голове сменяли друг друга с завидной скоростью, однако Гаррел успевал проанализировать каждую деталь, всплывшую в памяти, и обдумать каждую подробность, являвшуюся хоть сколько-нибудь важной. В ордене особенно ценили его аналитический склад ума, даже больше способностей Зрячих, которые проявлялись с переменной удачливостью.

- Надеюсь, следующее дело будет не таким тухлым, как сегодняшняя охота, - перебивая собеседника, проговорил Гаррел. – Мне не терпится проявить себя в чём-то более значимом.

- Если бы ты сказал такое в присутствие раненых служителей, они бы затоптали тебя ногами, - усмехнулся его товарищ, складывая руки на груди. – В смысле, это ужасно бестактно с твоей стороны называть дело, в котором люди отдают свою жизнь, тухлым и бесполезным. Обидно как-то…

- Мне нет дела до чувств исполнителей, - взбираясь в седло, отчеканил молодой Лонденол. – Они всё равно не поймут, насколько важно то или иное задание. Этим пониманием располагает только командир, - помолчав, юноша добавил. – То есть я. Мама будет гордиться мной. А ты не мельтеши перед глазами, а отправляйся на задание.

- Как скажете, ваша светлость, - шутливо поклонился светловолосый парень, провожая скачущую лошадь проницательным взглядом. – Дело взломщика нехитрое.

Глава 19.2

За дверью

Женский монастырь оказался закрытым заведением, попасть в который составляло немалого труда. Пообщавшись со священником в пристроенной к основному зданию церквушке, я узнала, что любая девушка начинает свой путь в некой примонастырской академии, в которой обучали различным навыкам: от банального рукоделия до песнопения. Большее внимание уделялось молитвам, церковным служениям и работам по улучшению «дома». Будущие монахини не покидали территории, огороженной двойным забором, не виделись с родственниками и друзьями, а также с остальным миром, тем самым приобщаясь к духовной жизни и уходя от прошлого греховного существования. Позже, года через полтора-два, девушкам и женщинам разрешали выходить в город на некоторое время. А ещё через полгода-год настоятельница монастыря проводила беседу с каждой из старших учениц академии, проверяя степень их готовности вступить в ряды настоящих монахинь. В общем, это долгий и нудный процесс, нужный для вытачивания из любой представительницы прекрасного пола того образца идеального поведения, которое требует устав.

И это являлось проблемой. Я потратила два года на то, чтобы добраться хоть до какого-то призрачного маяка, но даже не была уверена, что именно здесь мне дадут ответы на все вопросы. Разобраться бы с этим сразу, спросив настоятельницу в лоб. Если Нагнетатель ошибся, меня примут за сумасшедшую или даже опасную преступницу, но помешать уйти не смогут. Если же монахини планировали призвать в эту часть мира кого-то из Шести, они с интересом выслушают меня.

Но аудиенция с настоятельницей начинавшим служительницам не положена. В лучшем случае, с ней можно будет поздороваться через полгода упорной учёбы в стенах академии. Жертва, на которую я не могла пойти. Не осталось терпения, особенно находясь в одном шаге от цели. Невозможно было просто сидеть на месте и караулить удобный случай, когда приз маячил перед носом.

Но если я буду просто ломиться в ворота, меня никто не станет слушать.

- Я из сгоревшей деревни, - сухо сообщила я одной из монахинь. – Мои родители погибли. Я не вижу иного смысла жизни, кроме как посвятить себя служению Терпящей.

- Замечательно, дитя. Как тебя зовут?

- Умфи, - это имя никогда не устаревало и всегда пригождалось. – Семнадцать лет.