Ненависть

темно. Как же здесь темно, даже днем…

— Чего-то еще? — поинтересовалась хозяйка, когда обед был подан. Дэмьен кивнул ей на стул рядом с собой.

— Угостите себя стаканчиком портвейна, — предложил он, — и расскажите мне о вашем городе.

Ее мрачное лицо просияло, и Дэмьен понял, что попал в точку. Должно быть, ей одиноко здесь. Хотя это странно. Гостиница у самых ворот, тут должно всегда быть полно клиентов.

— Что вас интересует, милорд? — спросила она, основательно подкрепившись терпким бледным вином, которое Дэмьен из вежливости заказал и себе тоже.

— Почему в городе так мало народу?

— Разве? — удивилась она. — А вы были в центре?

— Нет, но…

— Тут, у ворот, всегда тоска, — махнула рукой женщина. — К нам мало приезжают…

— Почему? Это ведь столица округа, разве нет?

— С тех пор как наш лорд перенес резиденцию в Орстои, сюда никто, кроме торговцев, и не заглядывает. Самая что ни на есть провинция.

— Но почему? У вас очень красивый город.

— Да? — Его почему-то насторожила ее улыбка. — Это снаружи, милорд.

— Возможно, — согласился Дэмьен, — но у вас здесь так чисто…

— Снаружи, милорд, — со значением повторила женщина, ткнув в потолок узловатым пальцем. — Снаружи и друиды хороши.

Вот как. Ему даже не понадобилось заводить разговор о том, что его на самом деле интересовало.

— Расскажите мне о них, — с азартом попросил он. Хозяйка бросила на него подозрительный взгляд.

— Да вы, часом, не к ним собрались? — внезапно враждебно спросила она. — Коли так, то ищите себе другое пристанище! Я с этими душегубами знаться не стану!

— Нет-нет, — поспешил успокоить ее Дэмьен. — Просто я столько слышал о них… Что в них такого ужасного?

Она еще какое-то время смотрела на него из-под кустистых бровей. Дэмьен старательно изображал невинную заинтересованность, и в конце концов она поверила.

— Душегубы они, — вздохнув, повторила хозяйка. — Душегубы… Нет… душееды.

— Что?

— Выедают они душу. Поедом. Кто в их поганый храм заходит, тому уж возврата нет. То есть тело-то, бывает, и выживет… порой… А душа — нет ее, улетела, сожрали гады эти…

— Что значит «сожрали»? — терпеливо переспросил Дэмьен.

— Ну вот… вот смотрите, милорд. — Она подалась вперед, пытливо заглядывая ему в лицо болезненно поблескивающими глазами, и Дэмьена внезапно охватило двойственное ощущение: уверенность, что сейчас она вцепится в его предплечье костлявой старушечьей рукой, и воспоминание о мутных глазах тэбергского менестреля. Оба эти чувства были отвратительными. — Смотрите, есть парень хороший… молодой, красивый… ладный… вроде вас… Идет он в эту крепость проклятую, выходит — не скоро выходит… Возвращается к своей матери, переступает порог, и улыбка — прежняя, ясная… А в глазах темно. Пустые глаза. Никакие. Прощай, говорит, мама. Прощай. И улыбается, как прежде…

Она коротко выдохнула, оборвав себя на полуслове, и порывисто откинулась назад. Дэмьен пристально смотрел на нее.

— И что, так всегда? — коротко спросил он.

— Всегда. Свои