Ненависть

вои ли, вейнтгеймские… Чужие ли… Приходят, идут к этой погани. Кто возвращается — пустые. И говорят: прощай, мама. Всегда говорят.

— Что же с ними делают? — Женщина передернула плечами.

— Колдуют, ясное дело. Как же еще душу-то выкрасть можно? А знаете что, милорд, вам я, пожалуй, скажу, — вдруг оживилась она и снова наклонилась к Дэмьену, хотя он предпочел бы, чтобы женщина сохраняла прежнюю дистанцию. — Они воруют души… вешают их связками в своих погребах, как грибы… как коровьи туши… А потом съедают.

— Зачем? — спросил Дэмьен, не зная, смеяться ему или немедленно убираться отсюда.

— Одна душа — десять лет жизни, — пояснила женщина. — Никого не принимают в друиды. Те, что сейчас, — те же, что были триста лет назад.

— Зачем же к ним идут? Если все так, как вы говорите?

— Что я говорю, милорд? Я всего лишь глупая старая женщина, — невозмутимо ответила та и вдруг встала. — Если вы всё-таки к ним, то уходите… отсюда. Из города. Пока не поздно.

— Я не… — начал Дэмьен, но она уже ушла, прихлебывая на ходу портвейн и оставив его со звенящими в голове словами: «Уходите отсюда. Из города. Пока не поздно».

Пока не поздно. Уходи, пока не поздно.

Да нет. Давно уже поздно.

Ближе к вечеру, отоспавшись с дороги, Дэмьен вышел в город. Снег перестал, хрупкие горки талого льда поблескивали на темной земле — к утру всё растает. Какое-то время Дэмьен просто бродил по узким улицам, непривычно чистым, но так же непривычно темным — должно быть, оттого, что дома здесь строили из черного камня, словно и в самом деле обсидианового. Ближе к центру города прохожих становилось больше, но почти все они были такими же хмурыми и угрюмыми и смотрели темными глазами в темную землю. Пару раз Дэмьен видел приезжих. Они выглядели немного ошарашенными и сбитыми с толку. Дэмьен подумал, что, должно быть, сам выглядит так же.

А город был прекрасен. Спокойный, острый, иссиня-черный, резной, ажурно-тонкий, как аромат корицы. Возможно, в базарные дни эти угловатые, словно изломанные улицы заполняются бойко галдящим народом, но сейчас Вейнтгейм больше напоминал город-призрак, чем столицу округа. Но — вот странно — Дэмьену казалось, что так и должно быть. Что город вейнтгеймских друидов, город, в котором крадут и съедают души, город, в который Гвиндейл послала его то ли умирать, то ли воскресать, может быть только таким. Темным. Холодным. Пустым.

Он бродил по улицам, подняв воротник плаща и сцепив руки за спиной, пока не вышел к причудливой стене, светлым пятном выделявшейся на общем темном фоне. Кладка была очень грубой — создавалось впечатление, что это древний крепостной вал, сохраненный в качестве исторической реликвии. Сам не зная почему, Дэмьен пошел вдоль нее и очень скоро оказался у маленьких арочных ворот со снятыми створками. Не думая, что делает, Дэмьен шагнул в ворота. И оказался на земле вейнтгеймских друидов.

Он понял это сразу. Здесь всё было не так, как вне стены: обычная брусчатка — крупная и неровная, громоздкие серые здания, грязные