Тысяча и один призрак

у и мужество бороться с врагом рода человеческого. Вы вооружены невинностью и ее правдой: вы победите беса. Идите, и да будет над вами мое благословение!

Мы приложились к священным книгам и вышли из часовни.

Тогда я впервые оперлась на руку Грегориски и мне казалось, что при прикосновении к этой храброй руке, при приближении к этому благородному сердцу жизнь вернулась в мои жилы. Я уверена была в победе, раз со мной Грегориска. Мы вернулись в мою комнату.

Пробило восемь с половиной часов.

— Ядвига, — сказал мне тогда Грегориска, — нам нельзя терять ни минуты. Хочешь ли ты заснуть, как всегда, и чтобы все прошло во сне? Или ты хочешь остаться одетой и видеть все?

— С тобой я ничего не боюсь, я не буду спать и хочу все видеть.

Грегориска вынул из-под одежды освященную ветку вербы, влажную еще от святой воды, и подал ее мне.

— Возьми эту вербу, — сказал он, — ложись на твою постель, твори молитвы Богородице и жди без страха. Бог с нами. Особенно старайся не уронить ветку, с нею ты будешь повелевать и самим адом. Не зови меня, не кричи; молись, надейся и жди.

Я легла на кровать, скрестив руки на груди и положила на грудь освященную вербу.

Грегориска спрятался под балдахином, о котором я упоминала и который находился в углу моей комнаты.

Я считала минуты, и Грегориска, со своей стороны, считал их.

Пробило три четверти.

Еще звучал звон часов, как я почувствовала то же оцепенение, тот же ужас, тот же ледяной холод, но поднесла освященную вербу к моим губам, и это первое ощущение исчезло.

Тогда я ясно услышала шум этих медленных, размеренных шагов на лестнице, шаги приближались к двери.

Затем дверь моя медленно открылась без шума, как бы сверхъестественной силой, и тогда…

У рассказчицы словно сдавило горло, она задыхалась.

— И тогда, — продолжала она с усилием, — я увидела Костаки, такого же бледного, каким он лежал на носилках. С рассыпавшихся по плечам черных длинных его волос капала кровь, он был в обычном своем костюме, только ворот был расстегнут, и виднелась его кровавая рана.

Все было мертво, все было трупом — тело, одежда, походка… И одни глаза, эти страшные глаза блестели, как живые.

Странно, что при виде трупа страх мой не усилился. Напротив, я почувствовала, что мужество мое возрастает. Без сомнения, бог послал мне это мужество, чтобы я могла осознать свое положение и защищать себя от ада. Как только привидение сделало первый шаг к кровати, я смело встретила его свинцовый взгляд и протянула к нему ветку вербы.

Привидение попробовало идти дальше, но сила более могущественная, чем его сила, удержала его на месте. Оно остановилось.

— О, — прошептало привидение, — она не спит, она все знает.

Привидение говорило на молдавском языке, а я, однако же, поняла его, как будто слова были произнесены на понятном мне языке.

Так мы находились друг против друга, я и привидение, я не сводила с него глаз и увидела, не поворачивая головы, что Грегориска, подобно ангелу-хранителю с саблей в руке, вышел