Тысяча и один призрак

Я уже говорила вам о том странном состоянии, которое овладело мной со времени рокового события, погрузившего нас всех в траур, и особенно с тех пор, когда я увидела, как открылись и напряженно уставились на меня глаза, которые закрыла сама смерть. В этот вечер я была подавлена волнениями пережитого дня и находилась в еще более грустном настроении. Я слышала, как били разные часы в замке, и мною все сильнее и сильнее овладевала печаль по мере того, как летело время и приближался тот час, в который умер Костаки.

Я слышала, как пробило три четверти девятого.

Тогда меня охватило странное волнение. Дикий ужас насквозь пронзил меня, тело мое все застыло; вместе с ужасом охватил меня непреодолимый сон, который притупил все мои чувства; дыхание затруднилось, глаза мои заволокло пеленой. Я протянула руки, попятилась назад и упала на кровать.

В то же время, однако, чувства мои не настолько притупились, чтобы я не могла расслышать шагов, приближавшихся к моей двери, затем мне показалось, что моя дверь открылась, а затем я уже больше ничего не видела и не слышала.

Я почувствовала только сильную боль на шее.

Затем я впала в глубокий сон.

В полночь я проснулась. Лампа моя еще горела. Я хотела подняться, но была так слаба, что пришлось сделать две попытки. Однако же я пересилила слабость и так как, проснувшись, продолжала чувствовать на шее ту же боль, которую испытывала во сне, то дотащилась, держась за стену, до зеркала и осмотрела себя.

На моем горле остался след чего-то вроде укола булавки.

Я подумала, что какое-нибудь насекомое укусило меня во время сна, и поскольку чувствовала себя утомленной, то легла и уснула.

На другой день я проснулась в обычное время. В обычное же время я хотела встать, как только открыла глаза, но испытала такую слабость, какую испытывала только один раз в моей жизни, в тот день, когда мне пустили кровь.

Я подошла к зеркалу и была поражена бледностью своего лица. День прошел печально и мрачно. Я чувствовала нечто странное. У меня явилась потребность оставаться там, где я сидела. Всякое перемещение было для меня утомительно.

Наступила ночь. Мне принесли лампу. Мои женщины, насколько я поняла по их жестам, предлагали остаться со мной. Я поблагодарила их, и они ушли.

В тот же час, как и накануне, я испытывала те же симптомы. У меня явилось желание встать и позвать на помощь, но я не могла дойти до дверей. Я смутно слышала звон часов, пробило три четверти девятого. Раздались шаги, открылась дверь, но я ничего не видела и ничего не слышала. Как и накануне, я упала навзничь на кровать.

Как и накануне, я чувствовала острую боль на шее в том же месте.

Как и накануне, я проснулась в полночь, только еще более слабая, бледная, чем раньше.

На другой день ужасное состояние возобновилось.

Я решила спуститься к Смеранде, невзирая на свою слабость, когда одна из моих женщин вошла в мою комнату и произнесла имя Грегориски.

Грегориска шел за ней.

Я хотела встать, чтобы встретить его, но упала в