Тысяча и один призрак

ла, так как вспомнила это предание.

— А, — сказал он, — вы знаете, что я хочу сказать.

— Да, — ответила я, — я видела в Польше лиц, страдавших от этого ужасного недуга.

— Вы говорите о вампирах, не правда ли?

— Да, в детстве моем я видела, как на кладбище деревни моего отца выкопали сорок лиц; все они умерли в течение двух недель, и никто не мог определить причину их смерти. Семнадцать из них носили все признаки вампиризма, то есть трупы их были свежи, и они походили на живых людей, другие были их жертвами.

— А как же освободили от них народ?

— Им вбили в сердце кол, и затем их сожгли.

— Да, так обычно поступают, но для вас этого недостаточно. Чтобы вас освободить от привидения, я должен знать, что это за привидение, и я с божьей помощью узнаю его. Если нужно будет, я буду бороться один на один с этим привидением, кто бы им ни был.

— О, Грегориска! — воскликнула я в ужасе.

— Я сказал: «Кто бы ни был» и повторяю это. Но для того, чтобы я мог успешно выполнить мое страшное намерение, вы должны согласиться на все, чего я от вас потребую.

— Говорите.

— Будьте готовы к семи часам. Отправьтесь в часовню, пойдите туда одна. Вам нужно, Ядвига, преодолеть свою слабость. Так нужно. Там нас обвенчают. Согласитесь, дорогая: для того, чтобы я мог защищать вас, я должен иметь на это право перед Богом и людьми. Оттуда мы вернемся сюда, и тогда мы увидим, что дальше делать.

— О, Грегориска, — воскликнула я, — если это он, то он вас убьет!

— Не бойтесь ничего, моя дорогая Ядвига. Только согласитесь.

— Вы хорошо знаете, Грегориска, что я сделаю все, чего вы пожелаете.

— В таком случае до вечера!

— Хорошо, делайте все, что вы находите нужным, а я буду помогать вам по мере моих сил.

Он вышел. Через четверть часа я видела всадника, мчавшегося по дороге к монастырю — это был он!

Как только я потеряла его из вида, то упала на колени и молилась так, как уже больше не молятся в вашей стране без веры, я ждала семи часов и возносила к Богу и святым мои мысли. Я поднялась с колен лишь тогда, когда пробило семь часов.

Я была слаба, как умирающая, и бледна, как мертвец. Я набросила на голову большую черную вуаль, держась за стенку, спустилась по лестнице и отправилась в часовню, не встретив никого по дороге.

Грегориска ждал меня с отцом Василием, настоятелем монастыря Ганго. За поясом у него был святой меч, реликвия одного древнего крестоносца, участвовавшего во взятии Константинополя Виллардуином и Балдуином Фландрским.

— Ядвига, — сказал он, положа руку на меч, — с помощью Бога я этим разрушу чары, угрожающие вашей жизни. Итак, подойдите смело. Вот святой отец, который, выслушав мою исповедь, примет наши клятвы.

Начался обряд. Быть может, никогда еще он не был так прост и, вместе с тем, так торжествен. Никто не помогал монаху, он сам возложил венцы на наши головы. Оба в трауре, мы обошли его во свечой в руке. Затем монах, произнося святые слова, прибавил:

— Идите теперь, дети мои, и да даст вам Господь силу