Змееныш

сексуальными наклонностями. Это наконец дало возможность прокурору почувствовать себя не только тонким интриганом, но и полноценным мужчиной.

Никто, кроме него, не знал о прошлом Венги, и Мальвиус даже начал изредка появляться с нею в свете. Единственное, что могло выдать ее, – татуировка на интимном месте, поэтому слуги никогда не участвовали в ее туалете. Правда, существовал еще неизвестный прокурору и самим владельцам публичных домов посредник, поставлявший в столицу женщин. Переговоры всегда велись через подставных лиц, и допросы ничего не дали.

Посредник бесследно исчез из Элизенвара, и воспоминание о нем иногда портило Мальвиусу настроение. Он чувствовал незавершенность, как будто не доиграл партию в шахматы с серьезным противником, в которой у него были две лишние пешки.

Венга носила дорогие закрытые платья. Ей приходилось самой одеваться, раздеваться и мыть свое роскошное тело. Впрочем, эти неудобства вполне окупались иллюзией роскоши, которой окружил ее последний и самый жестокий любовник. Терзая, избивая, кусая эту плоть, Мальвиус испытывал удовлетворение, сравнимое только с наслаждением властью. Когда жертвы корчились перед ним во время допросов, умоляя о пощаде, он чувствовал почти то же самое, что и теперь, когда судороги сладострастной боли пробегали по телу связанной женщины…

Уродливый маленький человечек отбросил в сторону плеть и впился зубами в рыхлое женское бедро. Кровь ударила ему в голову. Ослепленный страстью, он на ощупь нашел грудь Венги, сильно сжал ее руками, и только остатки благоразумия помешали ему откусить сосок. В конце концов он же не собирался портить самую дорогую игрушку в своей жизни…

Когда Люгер появился в Элизенваре, подтвердилось худшее из его подозрений. Согласно официальному календарю, шел двенадцатый месяц 3017 года от Рождества Господнего, и значит, либо весь мир сошел с ума, либо Стервятник провел в Лесу Ведьм более пятнадцати лет. Сам он постарел всего на несколько месяцев, но для всех остальных прошли годы, пока он находился в плену у мокши.

Люгер оставался почти безразличен к этому – до тех пор, пока не думал о Сегейле. Если она жива, то стала старше его на несколько лет. В этом свете приобретали зловещий смысл слова Слепого Странника о любви старухи. Люгеру еще предстояло ответить на дочерний поцелуй и побывать в лебедином гнезде.

Он отдавал себе отчет в том, что годы, прожитые Сегейлой, были, вероятно, наполнены горечью его отступничества, и, может быть, самое плохое ждало впереди – например, их встреча. Он верил в ее неизбежность, но теперь опасался того, что надежда превратится в кошмар.

Женщина, внезапно постаревшая на пятнадцать лет, – это ли не кошмар, похожий на злое и необратимое колдовство? А виновником был помощник королевского прокурора Мальвиус, и жажда мести, совершенно отдельная от бесплодных сожалений и неизбывной тоски, разгоралась в сердце Стервятника с новой силой.

Тем не менее он старался действовать хладнокровно и безошибочно. Поэтому сначала он осторожно