Тысяча и один призрак

икасаясь к стременам.

Костаки оказался в седле так же легко, как и его брат, хотя он держал меня на руках и помчался галопом.

Лошадь Грегориски неслась и терлась головой о голову и бока лошади Костаки.

Любопытно было видеть этих двух всадников, скакавших бок о бок, мрачных, молчаливых, не терявших из виду друг друга ни на одну минуту и не показывавших вида, что смотрят друг на друга, склонившихся на своих лошадях, отчаянный бег которых увлекал их через леса, скалы и пропасти.

Голова моя была опрокинута, и я видела, как красивые глаза Грегориски упорно смотрели на меня. Заметив это, Костаки приподнял мою голову, и я увидела только его мрачный взгляд, которым он пожирал меня. Я опустила свои веки, но это было напрасно. Сквозь ресницы я видела пронзительный взгляд, проникавший в мою грудь и раздиравший мое сердце. Тогда овладела мной странная галлюцинация: мне показалось, что я — Ленора из баллады Бюргера, что меня уносят привидения: лошадь и всадник, и когда я почувствовала, что мы остановились, я с ужасом открыла глаза, так как была уверена, что увижу поломанные кресты и открытые могилы.

То что я увидела, было отнюдь не весело: это был внутренний двор молдавского замка четырнадцатого столетия.

Глава тринадцатая. ЗАМОК БРАНКОВАН

Тут Костаки спустил меня с рук на землю и почти тотчас же соскочил сам, но как быстро ни было его движение, Грегориска все-таки опередил его.

В замке, как и сказал Грегориска, он был хозяином. Слуги выбежали, увидя прибывших двух молодых людей и привезенную ими чужую женщину, но хотя их услужливость простиралась и на Костаки и на Грегориску, заметно было, однако, что наибольший почет и более глубокое уважение оказывалось ими последнему. Подошли две женщины. Грегориска отдал им приказание на молдавском языке и сделал мне знак рукой, чтобы я следовала за ними.

Во взгляде, сопровождавшем этот знак, выражалось столько уважения, что я ни секунды не колебалась. Пять минут спустя я оказалась в большой комнате, которая даже невзыскательному человеку показалась бы простой и необитаемой, но которая, очевидно, была лучшей в замке.

Это была большая квадратная комната, в которой стоял диван из зеленой саржи: днем — диван, ночью — кровать. Пять или шесть больших дубовых кресел, большой сундук и в одном углу кресло с балдахином, напоминающим большое и великолепное сиденье в церкви.

Ни на окнах, ни на кровати не было следа занавесей. В комнату входили по лестнице, в нишах которой стояли во весь рост (но больше человеческого роста) три статуи Бранкованов.

Через некоторое время в эту комнату принесли вещи, между которыми были и мои чемоданы. Женщины предложили мне свои услуги. Я привела в порядок свой туалет и осталась в своей длинной амазонке, так как этот костюм как-то больше подходил к костюмам моих хозяев.

Едва успела я привести себя в порядок, как в дверь тихо постучали.

— Войдите, — сказала я по-французски, ибо для нас, полек, французский язык почти родной.

Вошел Грегориска.

— Сударыня, я