Тысяча и один призрак

тнице; она была освещена смоляными факелами, которые горели на железных подставках, прикрепленных к стене.

Эта необычная иллюминация устроена была, по-видимому, для меня.

Мы вошли в столовую.

Как только Грегориска открыл дверь и произнес по-молдавски слово, которое я уже понимала — «иностранка», женщина высокого роста подошла к нам.

Это была княгиня Бранкован.

Ее седые волосы заплетены были вокруг головы. На ней была надета соболья шапочка с плюмажем в знак ее княжеского происхождения, туника из парчи, корсаж, усыпанный драгоценными каменьями, и длинное платье из турецкой материи, отделанное таким же мехом, из которого была шапочка.

Она держала в руках янтарные четки, которые быстро перебирала пальцами.

Рядом с ней стоял Костаки в роскошном и пышном мадьярском костюме, в котором он показался мне еще более странным.

На нем было зеленое бархатное платье с длинными рукавами, ниспадавшими до колен, красные кашемировые панталоны и вышитые золотом сафьяновые туфли. Голова была не покрыта, длинные синевато-черные волосы падали на обнаженную шею, на которой виднелась узкая белая полоска шелковой рубахи.

Он неловко поклонился мне и произнес на молдавском языке несколько слов, которых я не поняла.

— Вы можете говорить по-французски, мой брат, — сказал Грегориска, — дама эта — полька и понимает этот язык.

Тогда Костаки произнес несколько слов по-французски, которые я столь же мало поняла, как и те, которые он произнес по-молдавски, но мать, протянув мне с важностью руку, прервала их. Очевидно, она хотела дать понять сыновьям, что принять меня должна она.

Она произнесла по-молдавски приветственную речь, которую я легко поняла, благодаря игре ее лица. Она указала мне на стол, предложила место возле себя, указала жестом на весь дом, как бы поясняя, что он весь к моим услугам, и затем, усевшись первой с благосклонной важностью, она перекрестилась и начала читать молитву.

Тогда каждый занял место, назначенное ему по этикету. Грегориска сел около меня. Я была иностранка и поэтому предоставила Костаки почетное место около его матери Смеранды.

Так называли княгиню.

Грегориска также переоделся. На нем была мадьярская туника, как и на брате, только она была из гранатного бархата, а панталоны из синего кашемира. Шею его украшал великолепный орден, то был Нишам султана Махмуда.

Остальной домашний штат ужинал за тем же столом в зависимости от ранга: среди друзей или среди слуг.

Ужин прошел скучно. Костаки не проронил со мной ни слова, хотя его брат все время внимательно говорил со мной по-французски. Что касается матери, то она предлагала мне все с тем торжественным видом, который ни на минуту ее не покидал. Грегориска сказал правду: она была настоящей княгиней.

После ужина Грегориска подошел к матери. Он объяснил ей по-молдавски, как необходимо мне остаться одной и как необходим для меня отдых после волнений такого дня. Смеранда кивнула головой в знак согласия, протянула мне руку, поцеловала в лоб, как дочь, и пожелала