Тысяча и один призрак

голос человека, слышится молдавская песня, которой вторят крики диких животных; песня и крики будят одинокое эхо, крайне удивленное тем, что какой-то звук выдал его существование.

Целые мили вы проезжаете здесь под мрачными сводами леса. На каждом шагу тишина прерывается неожиданными чудными звуками, повергающими наш дух в изумление и восторг. Там везде опасность, тысячи различных опасностей, но вам там некогда испытывать страх, так величественны эти опасности. То вы неожиданно встречаете водопады, образовавшиеся от таящего льда, низвергающиеся со скалы на скалу и заливающие узкую тропинку, по которой вы шли и которая проложена диким зверем и преследовавшим его охотником. То подгнившие от старости деревья падают на землю со страшным треском, похожим на шум землетрясения. То, наконец, поднимается ураган, надвигаются тучи, и молния сверкает и прорезает их, как огненный змей.

Затем, после остроконечных альпийских вершин, после девственных лесов, после гигантских гор и бесконечных лесов тянутся безграничные степи — настоящее море с его волнами и бурями, расстилаются на беспредельном горизонте холмистые бесплодные саванны. Не ужас овладевает вами тогда, а тоска: вы впадаете в сильную, глубокую меланхолию, которую ничто не может рассеять: куда бы вы ни кинули свой взор, всюду одинаковый однообразный вид. Вы двадцать раз поднимаетесь и спускаетесь по одинаковым холмам, тщетно разыскивая протоптанную дорогу, вы чувствуете себя затерянным в своем уединении среди пустыни, вы считаете себя одиноким в природе, и ваша меланхолия переходит в отчаяние. В самом деле, ваше движение вперед становится как бы бесцельным, вам кажется, что оно никуда вас довести не может, вы не встречаете ни деревни, ни замка, ни хижины, никакого следа человеческого жилья. Иногда только, чтобы усугубить печальный вид мрачного пейзажа, попадается маленькое озеро, без тростника и кустов, застывшее в глубине оврага, которое, как Мертвое море, преграждает вам путь своими зелеными водами, над которыми носятся птицы, улетающие при вашем приближении с пронзительными и раздирающими криками. Вот вы сворачиваете и поднимаетесь по холму, спускаетесь в другую долину, поднимаетесь опять на другой холм, и это продолжается до тех пор, пока вы пройдете целую цепь холмов, постоянно понижающихся.

Но вы поворачиваете на юг, и цепь кончается, пейзаж снова становится величественным, вы снова видите другую цепь очень высоких гор, более живописного вида и более богатого очертания. Тут опять все покрыто лесом, все перерезано ручьями; тут тень и вода, и пейзаж оживляется. Слышен колокол монастыря, по склону гор тянется караван. Наконец, при последних лучах солнца вы различаете как бы стаю белых птиц, опирающихся друг на друга, — это деревенские домики, которые словно сплотились и прижались друг к другу, чтобы защититься от какого-нибудь ночного нападения: с возрождением жизни вернулась и опасность, и тут уже не так, как в прежде описанных горах, приходится бояться медведей и волков, здесь приходится сталкиваться