Тысяча и один призрак

лышу галоп лошади.

Слова эти сказаны были с таким убеждением, что я невольно оглянулся назад.

Как и вчера, на дороге решительно никого не было.

— Это невозможно, сударыня, — ответил я, — я не вижу всадника.

— Как это вы не видите всадника, когда я вижу тень человека и лошади?

Я посмотрел по направлению ее руки и, действительно, увидел тень лошади и всадника. Но я тщетно искал тех, чьи тени виднелись.

Я указал на это странное явление священнику, и тот перекрестился.

Мало-помалу тень стала бледнеть, становилась все менее и менее ясна и, наконец, исчезла.

Мы въехали в Берн.

Все эти предчувствия казались бедной женщине роковыми. Она все твердила, что хочет вернуться, но, однако, продолжала свой путь.

Вследствие ли постоянной тревоги или прогрессирующей болезни, но состояние ее настолько ухудшилось, что с этого времени ей пришлось продолжать путь на носилках. Этим способом она проследовала через Кандер-Таль, а оттуда на Гемми. По прибытии в Луешь, она заболела рожистым воспалением и больше месяца была глуха и слепа.

К тому же предчувствия ее не обманули. Едва она отъехала двадцать миль, муж ее заболел воспалением мозга.

Болезнь так быстро развивалась, что, сознавая опасность своего положения, он в тот же день отправил верхового предупредить жену и прося ее вернуться. Но между Лауфеном и Брейнтейнбахом лошадь пала, всадник упал, ушибся головой о камень и остался в гостинице и мог только известить пославшего его о случившемся с ним несчастье.

Тогда отправили другого нарочного, но, несомненно, над ними тяготел какой-то рок: в конце Кандер-Таля тот оставил лошадь и нанял проводника, чтобы взойти на возвышенность Швальбах, которая отделяет Оберланд от Вале. На полпути с горы Аттелс сошла лавина и унесла его в пропасть. Проводник спасся каким-то чудом.

Между тем болезнь чрезвычайно быстро прогрессировала. Больному вынуждены были обрить голову, так как он носил длинные волосы, мешавшие класть на голову лед.

С этой минуты умирающий не питал уже больше никакой надежды, и в минуту некоторого облегчения он написал жене:

«Дорогая Берта.

Я умираю, но я не хочу расставаться с тобой совсем. Сделай себе браслет из волос, которые мне обрезали и которые я спрятал для тебя. Носи всегда этот браслет, и мне кажется, что благодаря этому мы всегда будем вместе.

Твой Фридрих».

Он отдал письмо третьему нарочному, которому велел отправиться в дорогу сейчас же после его смерти.

В тот же вечер он умер. Через час после его смерти курьер уехал, и, будучи счастливее своих предшественников, к концу пятого дня приехал в Луешь.

Но он застал жену глухой и слепой. Только через месяц, благодаря лечению водами, ее глухота и слепота стали проходить. Только по истечении еще одного месяца решились сообщить ей роковую весть, к которой предчувствия уже подготовили ее. Она осталась еще на месяц, чтобы окончательно поправиться, и, наконец, через три месяца отсутствия она вернулась в Базель.

Так как и я закончил курс лечения, и болезнь,