Тайная библиотека. Рыцарь Дальней стороны (СИ)

— Ничего тут нет, — констатировал Филипп, вылезая из погреба.

Стражники отправились поискать следы во дворе, а хранитель задумался.

— Нужна свеча, а лучше факел.

Подмастерье, который, кажется, начал входить во вкус приключения, тотчас кинулся на поиски.

— Там, в погребе, тоже есть, — сказал Филипп.

— Что есть? — несколько раздражённо спросил Витольд.

— Ну это, факелы. Два. В углу лежат. Новые, промасленные…

Витольд сам спустился в погреб. Факелов и впрямь было два, но они не лежали, а валялись, будто оброненные.

— Давай огниво.

Витольд зажёг один из факелов. Медленно провёл им вдоль всех стен. У одной из них пламя затрепетало. Здесь в обшитой деревом стене была дверца. Точнее, дощатый щит, вставленный в проём, поскольку не было ни петель, ни ручки. Хранитель поддел щит лопатой, стоявшей в углу, и тот, поддавшись, открыл зияющий провал подземного хода. Витольд высунул голову из погреба.

— Стражники где? — спросил он Филиппа.

Тот красноречиво пожал плечами.

— Слушай, приятель, — обратился Витольд к подмастерью, — Мы с оруженосцем Орса Озенгорнского пойдём подземным ходом, а ты найди стражников и скажи, чтобы следовали за нами. Потом со всех ног беги к начальнику стражи, пусть срочно пошлёт большой отряд на переправу! Понял?

Парень кивнул и исчез.

— Ну что, оруженосец, полезли? — Витольд весело подмигнул Филиппу и нырнул в подземелье.

Подземный ход оказался чистым, сухим и довольно просторным, во всяком случае Витольд помещался в полный рост, а Филиппу приходилось чуть нагибаться. Прямо ход шёл только шагов двадцать, затем поворачивал вправо и шёл под уклон. Факел не столько освещал дорогу, сколько слепил глаза. Приходилось щуриться и загораживаться от света.

В какой-то момент Витольд вспомнил, что у него только кинжал, а Филипп и вовсе безоружен. Но это не остановило его. Подземный ход ещё раз повернул направо. Хранитель всё ещё держал в голове направление движения — вне всяких сомнений, туннель вёл к берегу Лиммруна.

Внезапно Витольд остановился и шикнул на Филиппа. Оба замерли. Сначала Филипп ничего не слышал, но затем, затаив дыхание, услышал ужасно знакомые звуки. Звуки были понятные, но настолько неподходящие к обстановке, что некоторое время юноша не мог сообразить, что это такое. И вдруг понял. Его догадка тотчас выразилась в жесте, так что хранителю пришлось напомнить новоиспечённому пажу об осторожности.

Впереди, в тёмном провале, куда не проникал свет факела, кто-то всхлипывал. Витольд прекрасно понимал, о чём подумалось Филиппу, как только тот услышал всхлипывание, но он не мог себе позволить быть таким же легкомысленным, как сын оружейника. Витольд жестом велел Филиппу оставаться на месте, а сам потихоньку пошёл вперёд. Но едва он отдалился, а с ним отдалился и свет, Филипп забеспокоился, и тоже как можно осторожнее пошёл вперёд. Однако таково уж было счастье незадачливого искателя рыцарских шпор, что первый попавший под его ногу камушек оказался хрупким черепком и треснул так громко, что даже хранитель испугался.

Всхлипывание прекратилось. Витольд погрозил Филиппу кулаком, и тот застыл, как в старинной детской игре. Воцарилась напряжённая тишина. Тот, кто был впереди, тоже затаился. Хранитель осторожно положил руку на рукоять кинжала, вынул его, затем, посмотрев себе под ноги, отыскал камень, подцепил его носком ботинка и швырнул вперёд. Тотчас же шагах в пяти перед ним будто из стены выскочил человек. Точнее было бы сказать, человечек, поскольку ростом он едва доходил до пояса хранителю. У него было бледное одутловатое лицо, снизу поросшее редкими тонкими волосами. Над тем, что и бородою-то не назовёшь, блестели в свете факела чёрные угольки глаз. Одет коротышка был в старые грязные кожаные доспехи, а в руках держал секиру с укороченной рукояткой. Всё это хранитель оценил в одно мгновение.

— Не сделаю пускать! — рявкнул коротышка.

Витольд был потрясён этим зрелищем, коротышка его не столько пугал, сколько изумлял. Он впервые видел настоящего грюнта — подземного жителя.

— Ты — грюнт? — не удержался, чтобы не спросить хранитель.

— Не сделаю пускать! — повторил грюнт и, для вящей убедительности, грозно взмахнул над головой секирой.

Это жест карлика позволил Витольду разглядеть, что в другой руке коротышка держал цепь, один её конец шёл к ошейнику на короткой шее человечка, а другой уходил куда-то в стену. Маленький человечек был прикован. Хранитель сделал осторожный шаг вперёд.

— Не делай подходить ко мне! — взвизгнул грюнт. — Злобная громила!

— Что, правда, грюнт? — оглушительно зашептал Филипп.

— Моя не грунта! — запротестовал карлик. — Моя — человека, а твоя — злобная дылда, раз такое делает говорить.

— Самый настоящий, — тихим шепотом откликнулся хранитель.

— Надо же, никогда не видел грюнтов, — всё так же громко шептал сын оружейника. — Я думал, это сказки, а вот, пожалуйста! Говорят, они по ночам прокрадываются в дома и воруют младенцев…

— Твоя делает врать! Делает врать! — завопил карлик. — А моя делает всё слышать. Моя сделает убивать твою!

И малыш снова взмахнул секирой.

— Ты лучше помолчи, ладно? — грозно попросил Витольд.

— Ага, — отозвался Филипп и тут же спросил: — А чего это он так говорит странно?

— У них своеобразный говор, они действительно происходят от людей, но редко с нами общаются, вот говорят по-нашему плохо…

— Это ваша делает говорить плохо по-нашему, — запротестовал карлик.

— Надо бы его… — зашептал было Филипп, но хранитель дал ему локтём под ребро.

— Замолчи!

Затем убрал кинжал в ножны, сел на корточки, показал свободную правую руку, в левой был факел, и спросил:

— Почему твоя не делает пропускать нашу?

Маленькие глазки грюнта расширились, отчего выражение лица стало мягче.

— Разве наша делает твоя плохое?

— Твоя делает плохое ихним, — отозвался грюнт совершенно другим голосом, в котором не было и тени враждебности. — Ихняя делала обещать хорошее моей. Ихняя делала говорить моей, что если моя сделает убивать вашу, то сделает хорошее.

— А твоей какая польза от такого хорошего? — резонно спросил хранитель.

— Ихняя делала говорить моей, что если моя сделает хорошее, то ихняя делает взять мою с собой, там, где живёт большая чёрная колдун. И колдун сделает снимать с моей заклятье.

— Ну конечно! — хлопнул себя по лбу хранитель. — Ведь на грюнтах лежит заклятье…

— Пусть твоя делает молчать! — строго прикрикнул грюнт и даже сверкнул глазами. — Моя будет делать говорить.

Он сел на пол, скрестив ноги, и положил секиру на колени. Его примеру последовал Витольд, смутно припоминая, что в такой позе кочевники ведут мирные переговоры. Филипп не слишком понимал, что происходит, но на всякий случай тоже присел на корточки.

— Моя сделал услышать от матери, что грунта была раньше красивая и высокая и что большая колдун из леса сделал наложить на них заклятье. И моя подумала: если можно сделать наложить, то можно сделать снять. Наша большая грунта делает говорить, что чёрная колдун не делает любить большая колдун из леса. И тогда моя сделала думать.

Грюнт поднял правую руку с коротким указательным пальцем и выдержал паузу.

— Если чёрная колдун не делает любить большая колдун из леса, то черная колдун сделает помогать моей. И моя сделал вырыть для ихней ход, а ихняя сделал говорить, что надо ещё сделать задержать вашу, и сделал оставить мою здесь.

— Так значит, они тебя обманули, — сочувственно проговорил Витольд, позабыв о грюнтовском наречии.

Грюнт тотчас вскочил на ноги.

— Моя сделает убивать вашу!

Витольд тоже поднялся и спросил спокойным, но твёрдым голосом:

— Почему твоя сделает убивать нашу?

— Теперь моя стала злая и сделает убивать всех!

— А зачем? Наша не делает хотеть этого. За нашей делает идти городская стража. Она сделает убить бедный грунта, и она никогда не сделает стать большая и красивая, потому что никогда не сделает попасть к большая колдун из леса.