Тысяча и один призрак

евле стоила бы.

Вечером он вернулся с благоприятным результатом: жена базельского негоцианта, потеряв трехмесячного ребенка, которого сама кормила, заболела, и ей предписали лечиться на водах Луешь. То был первый ребенок у молодой четы, поженившейся год тому назад.

Хозяин рассказал мне, что молодую женщину с трудом уговорили расстаться с мужем. Она непременно хотела или остаться в Базеле, или чтобы муж ехал с ней в Луешь. С другой стороны, состояние ее здоровья делало для нее необходимым пребывание на водах, а состояние его торговли требовало его присутствия в Базеле. Она решилась ехать и должна была на другой день утром выехать со мной. Ее сопровождала горничная.

Католический священник, исправлявший должность священника в одной окрестной деревушке, был нашим спутником и занимал четвертое место в экипаже.

На другой день в восемь часов утра за нами к отелю подъехал экипаж, священник сидел уже там. Я занял свое место, и мы отправились за дамой и ее горничной.

Сидя внутри экипажа, мы присутствовали при прощании двух супругов. Оно началось у них в квартире, продолжалось в магазине и закончилось только на улице. У жены было, несомненно, какое-то предчувствие, так как она не могла утешиться. Можно было подумать, что она отправляется в кругосветное путешествие, а не за пятьдесят миль.

Муж казался спокойнее ее, хотя и он все-таки был более взволнован, чем бы следовало при подобной разлуке.

Наконец мы уехали.

Конечно, мы — я и священник — уступили лучшие места путешественнице и ее горничной, то есть мы сидели на переднем месте, а они внутри экипажа.

Мы поехали по дороге на Солер и в первый же день ночевали в Мудингвиле. Наша спутница была целый день сильно огорчена и озабочена.

Заметив вечером обратный экипаж, она хотела вернуться в Базель. Горничная, однако, уговорила ее продолжать путешествие.

На другое утро мы тронулись в путь в девять часов утра. День был короткий, мы не рассчитывали проехать дальше Солера. К вечеру, когда показался город, больная наша забеспокоилась.

— Ах, — сказала она, — остановитесь, за нами едут.

Я высунулся из экипажа.

— Вы ошибаетесь, сударыня, — ответил я, — на дороге никого нет.

— Странно, — настаивала она. — Я слышу галоп лошади.

Я подумал, что, может быть, чего-то не увидел, и еще больше высунулся из экипажа.

— Никого нет, сударыня, — сказал я ей.

Она выглянула сама и увидела, что на дороге пусто.

— Я ошиблась, — сказала она, откидываясь вглубь экипажа.

Она закрыла глаза как женщина, желающая сосредоточиться сама в себе.

На другой день мы выехали в пять часов утра. В этот день проехали длинный путь. Наш извозчик доехал до Берна на ночевку в тот же час, как и накануне, то есть около пяти часов. Спутница наша очнулась от сна и протянула руку к кучеру:

— Кучер, — сказала она, — стойте! На этот раз я уверена, что за нами едут.

— Сударыня, вы ошибаетесь, — ответил кучер. — Я вижу только трех крестьян, которые перешли через дорогу и идут не спеша.

— О! Но я слышу