Камин-аут (СИ)

Кожа вокруг почерневшего рубца воспалилась. Кровь спеклась на пояснице. На том месте, где плащ соприкасался с раной, на ткани остались темные пятна. Чтобы узнать, какой длины порез, Персиваль опустил плащ до матраса. Сразу же взгляду открылись синяки на задней стороне бедер. К счастью порез заканчивался над копчиковой костью, не заходя дальше.

И что, всё это долгое время Сатин пролежал в крови, даже не пытаясь позвать кого-то?

Лицо Холовора ничего не выражало.

– Полиция уже изъяла нож?

Сатин вздрогнул и ответил не сразу.

– Это были ножницы.

Голос звучал хрипло и прерывисто, точно Сатину было трудно говорить.

– Нет, комнату еще не обыскивали.

Персиваль обошел кровать, остановившись напротив пациента, щелкнул крышкой кейса, в котором перевозил медицинскую аптечку. На память пришли слова Лим-Сивы.

– Ты утверждал, что тебя опоили. Есть предположения, что это могло быть?

Доктор присел на нагретый матрас и поднес к глазам Сатина медицинский фонарик.

– Я не уверен, но это мог быть трифтазин. Я видел упаковку, но едва мог разглядеть, что там написано.

Реакция зрачков на свет оказалась нормальной.

– Ухудшилось зрение? Как сильно?

– Я видел, но… плохо, я почти не различал предметов.

– Были другие побочные действия?

– Не знаю, откуда мне знать, что это было вызвано действием препарата?

– Когда ты почувствовал первые изменения?

– В тот день всё, о чем я мог думать, был концерт.

– Были признаки отравления?

– Уже после концерта у меня резко заболел желудок.

– Желудок нужно было промыть. Сухость во рту была?

– Я весь день хотел пить.

– Весь день? Тебе подсыпали лекарство в питье утром?

– Нет, я думаю, намного раньше. И периодически совершали это на протяжении последних дней.

Персиваль замер. Какое-то время он молчал.

– Тебя пытались отравить?

– Нет.

– Тогда что?

Сатин сглотнул.

– Меня хотели довести до такого состояния, когда я перестану сопротивляться. При помощи этих таблеток.

– Трифтазин принимают только по назначению врача. Большая доза может быть опасна. В течение последних дней возникали болезненные ощущения?

– Я не знаю. Меня только что выписали из больницы, это могло быть последствием аварии.

– Ты даже не подозревал, что кто-то желает причинить тебе вред?

– До этого меня пытались убить.

– Ты ничего не знал о таблетках?

– Нет.

– Это сделал кто-то хорошо тебе знакомый?

– Да.

– Ты ведь понимаешь, это надо будет как-то объяснить полиции.

Заметив, что Сатин отказывается говорить, Персиваль достал тонометр.

– Расслабь правую руку. Я измеряю давление.

Пока он накладывал манжету тонометра на плечо, Сатин молча наблюдал за его действиями. Кожа оказалась липкой и горячей на ощупь.

– Тебе велели беречь сердце, – сказал Персиваль, когда закончил мерить давление. – Твоё давление в порядке.

Мужчина взглянул в лицо Сатина. Его глаза сильно покраснели, на нижней губе с левой стороны запеклась кровь.

– Не хочешь поделиться со мной? Лим-Сива мне рассказал, но я хочу услышать от тебя, даже если последняя версия будет кардинально отличаться от предыдущей.

– Ты ждешь от меня вариантов?.. Мне нечего добавить к тому, что я уже сказал. Я не хочу говорить больше о Ли Ян Хо.

– Так это был всё-таки Ли Ян? Он играл в твоей группе.

Персиваль припоминал этого человека, хороший был мальчишка, лучше, чем его старший брат Тео.

– Так молод был… Мне жаль.

Холовора смотрел прямо перед собой бессмысленным взглядом.

– Сатин, сними это. Мне надо видеть. Понимаешь?.. Или ты уже и ко мне потерял доверие?

– Я не хочу, чтобы об этом кто-то знал.

– Ты сильно избит, поэтому не трогаю тебя, опасаясь причинить боль. Но на глаз сложно определить степень тяжести, возможно, тебя надо отвезти в больницу.

Не дождавшись ответа, Персиваль отвернулся и подошел к столу. Он еще не успел осмотреться. В ворохе тряпья и украшений отыскал ножницы, о которых говорил Сатин, и произнес:

– Тебя же не кастрировали?

Тут-то Сатин истерически захохотал. Этот смех вышел спонтанным, голова как во время похмелья.

– Если бы меня кастрировали, вряд ли я бы говорил с тобой сейчас.

Что его так развеселило? Вроде ситуация наиглупейшая: один взрослый мужик просит другого показать ему свои причиндалы, возможно, которых и вовсе нет.

Улегшись на спину, Сатин согнул правое колено и уперся ступней в поролон. Персивалю хватило и нескольких секунд, после он отвернулся, стремясь скрыть шок, и еще раз обвел взглядом заваленный стол.

– И никто не слышал..?

– Чего? Моих воплей? – голос зазвучал жестче. Холовора прикусил губу, чтобы не брякнуть что-нибудь оскорбительное. – Ох, Персиваль!.. Не смеши меня! Здесь и так хватало криков, и без меня.

Холовора согнул вторую ногу в колене и опустил ладонь на живот.

– У нас было что-то вроде вечеринки, – позже пояснил Сатин. – Всё нормально, – протянул певец, поворачивая лицо так, чтобы видеть доктора Персиваль.

– Нужно сделать примочку. И еще мне надо тебя осмотреть. Если бы мы находились в моем кабинете, мне было бы гораздо удобней. Я должен убедиться, что всё нормально, как ты утверждаешь. Могут быть серьезные последствия, если что-то не так.

– Ну нет! С меня хватит! Мне не нужна никакая примочка. И только попробуй меня усыпить! Моё тело – не игрушка, с которой можно играться, отрывать руки-ноги, копаться во мне, лезть под одежду!

Взмахнув со злобы рукой, Холовора ударился кистью об кровать и поморщился от боли, это разозлило Сатина еще сильнее.

– Вот только не надо скандалить, я прошу тебя. Я вижу, ты превозмог страшную боль. Однако… кое-что есть, что поможет тебе отвязаться от унизительных расспросов полиции: ты можешь предоставить это как улику дурного обращения с тобой.

– Прости, что? Предоставить как улику?! А вдруг я сам себе сделал подобную хренотень! Вдруг я – мазохист! Глядя на меня, можно еще и не такое предположить! Я прогорю тут же! Что-то не улыбается мне перспектива сидеть за решеткой!

Холовора пнул спинку кровати ногой.

– Я с ума схожу, так не может продолжаться! Я – всего-навсего жертва обстоятельств! Хоть ты мне веришь?!

Холовора вперил немигающий взгляд в доктора.

– Представляешь, что меня ждет, если я расскажу про изнасилование? Все слышали, как мы с Ли Ян повздорили, после, во время концерта я вышел из себя, потому как его игра была ужасна. Я совратил его брата. Мать Ли Ян ненавидит меня за это. Я доставил их семье массу страданий, и Ли Ян винил во всем меня! Я – причина. Ли Ян решил отыграться на мне, в результате чего я убил его, не желая прощать позора. Мне дадут лет пятнадцать за преднамеренное убийство. Столько людей встало на защиту Ли Ян, разве у меня есть шанс, что следователь окажется на моей стороне? Парень был ангелочком, он пересылал деньги своей матери, приглядывал за братом, репутация Ли Ян чиста, в отличие от меня! Ли Ян не способен причинить вред. Должно быть, я спланировал эту ночь, чтобы выставить парня в дурном свете.

– Зачем тебе это делать?

– Потому что… мне доставляет удовольствие принижать тех, кто слабее меня. Потому что я не хочу быть превзойденным. Я играю с людьми в кошки-мышки, мне нравится вертеть ими. Правда ведь такой, как я, готов совершить убийство, если кто-то поставит под сомнение его авторитет? Разве не я подстроил собственное изнасилование, чтобы выйти сухим из воды?

– Тебе нужно взять себя в руки.

– Почему тогда я не помню..?

Голос Сатина дрогнул.

– Что ты имеешь в виду?

– Не помню, что делал этим утром.

– Это последствия шока. К тому же ты мог заснуть.

– Я даже не могу вспомнить, как оказался на кровати. После того, что произошло, я готов был убить Ли Ян, лишь бы отомстить за своё унижение. Вот чему поверит следствие.

Персиваль не сразу отвел лицо, извлекая из чемоданчика мягкую белую тряпку и поливая её лекарственным бальзамом из пузыря.