Камин-аут (СИ)

– Последним, с кем видели Ли Ян, был ты. И если они найдут доказательства того, что он… ну, в общем, что у тебя мог быть мотив для его убийства… В его теле было найдено токсическое вещество, никто не понимает, как оно туда попало!

Огнецвет не обращал внимания на него, но для парня было важным донести до него эту информацию.

– Следователь еще здесь, и Анна-Лиза приехала. Она не слишком сердита, хоть ты и подставил её: репутация парка пострадала. Она возлагала на тебя всю ответственность… Анна-Лиза ждет твоих объяснений. Меры ужесточились, ты ведь знаешь, из-за этого маньяка, убивающего молодых людей. Все напуганы, всем страшно…

Больше Огнецвет не произнес ни слова, вышел, толкнув дверь. Та скрипнула, словно выражала горькую обиду, и затворилась за ним.

Слишком много всего навалилось. Сатин не двинулся с места, хотя ему необходимо было открыть эту заплесневелую форточку, загаженную насекомыми, чудовищно хотелось осушить горло, облить себя водой. Он грезил о воде. Слишком много всего навалилось… Мечты о воде стали его наваждением.

– Это чудовищно! Ли Ян не заслужил такого! Не может быть! Эта зараза добралась и до него! – отдавались от стен коридора крики Велескана. – Я хочу увидеть Сатина, пропустите!

Как больно в груди…

– Успокойся! – грубо оборвал его Лим-Сива, и Сатин услышал звук возни, шарканья, как если бы завязалась небольшая потасовка. На что голова отозвалась привычной пульсирующей болью.

– Я его разбудил… он там лежит на кровати… – заторможенный голос Огнецвета, и это тоже доставляло боль. Это неверие, нерешительность, шок…

Надежда… от неё ни осталось и следа. Это крах его карьеры. Скандал о смерти Ли Ян уничтожит всё, чего он добился.

– Satinette, это не может быть правдой! Скажи это, скажи, что не убивал Ли Ян!

Сатин лежал, не шевелясь, не моргая, глядя в стену остекленевшим взглядом. Медленно перевел взгляд на музыканта.

Велескан ухватился за косяк, другой рукой – вцепился в плечо Лим-Сивы.

– СКАЖИ ИМ!! Ты не убивал Ли Ян! Прошу, Satinette, скажи!

Лицо Д’Арнакка побледнело, почти до воскового оттенка.

Его молчание… его долгое молчание… лишало дорогого друга последней надежды. Он не должен был молчать сейчас.

– Прекращаем истерику! Ли Ян уже ничем не поможешь! – Лим-Сива оттащил парня подальше в коридор, не дав тому добраться до Сатина. – Держи себя в руках, Велескан! Нам всем надо успокоиться!

Пускай они не говорят про Ли Ян. Он не может больше этого слышать!

Он сжал пальцы в кулак. Как только вытащил руку из-под одежды на свет, солнце осветило покрасневшее запястье. Спина болела, кости ломило, болели и бедра, покрытые синяками. Напротив кровати весело зеркало, но брезгливый страх не давал взглянуть на себя.

По возвращении Лим-Сива застал его за попыткой приподняться на руках. То, что музыкант хотел высказать ему, так и осталось невысказанным, поначалу Лим-Сива просто не сводил глаз, словно забывшись.

– Сатин…

Музыкант подошел к кровати на пружинах, которые торчали во все стороны из-под затертого матраса; одна пружинка вонзалась в икру, еще одна постоянно упиралась в плечо, потому что он лежал прямо на ней.

Лим-Сива не тот человек, который будет размениваться на мелочи. Не слишком деликатная рука смахнула с плеч плащ, тот скатился по спине.

– Твою мать!

Какое-то время Лим-Сива молчал, блуждая по его телу полубезумным взглядом.

– Кто это сделал? Не сам же ты… Ты, конечно, с заскоками, но не до такой же степени!

Кровь на коже запеклась, въелась в матрас. Зудела царапина на пояснице.

Лим-Сива обвел гримерку ошеломленным взглядом. Ли Ян устроил настоящий кавардак, раскидав мелкие вещи, посносил мебель. Окровавленные ножницы и ворох шпилек для волос особенно бросались в глаза.

– Да скажи ты хоть слово!

Лим-Сива тронул его за плечо. Позвоночник отозвался на прикосновение ноющей болью, превозмогая которую, Сатин сел и взглянул в зеркало. Тяжелый хвост съехал к шее, лицо в ссадинах, на лбу – синяк. От ресниц темные отпечатки на щеках, глаза покраснели и припухли. По всему телу синяки, особенно на его нижней половине, на ногах, четко выделялись на коже.

Быстро отвел взгляд от зеркала, не желая видеть себя в таком жалком виде.

– Сатин, всё очень серьезно! Кто бы это ни сотворил с тобой – он за всё ответит!

Сатин опустил на плечи плащ и запахнулся.

Музыкант очертил рот и поднял глаза к потолку. Так делала бабушка Сатина, когда тот приходил с фингалом под глазом или с солнечным ожогом, брала за запястье, разворачивала к свету…

– Он уже ответил, – пробормотал Холовора, пытаясь усесться так, чтобы ничего нигде не болело.

Договорить ему не дал Тео. Вошел тот абсолютно бесшумно. Парень молча обошел Лим-Сиву и впился взглядом в Сатина. Макияж потек и размазался по лицу, отчего красивое лицо китайца выглядело гротескно.

– Он это сделал, – кивая, Сатин подался вперед, чтобы Тео лучше рассмотрел его лицо.

Глаза парня округлились, и тот слегка отвернулся.

– Ли Ян, твой брат, – Холовора приоткрыл рот, подбородок дрогнул. – Поимел меня.

– Нет, ты… – отшатываясь, просипел Тео, – я тебе не верю.

– Неужели?!

Казалось, сердце кровоточит.

– Зная тебя и зная его… то, что ты говоришь, не может быть правдой. Ли Ян и мухи обидеть не мог!

– Тот Ли Ян, о ком ты сейчас говоришь, это совершенно другой человек.

Слова с трудом проталкивались через иссушенное горло. Сатин пытался смочить губы слюной, но во рту пересохло. На запястьях проступали четкие следы от ремня. То, что здесь произошло насилие, было очевидно, да только Шенг отказывался в это верить.

Тео схватил его за плечи:

– В одиночку он даже удержать бы тебя не смог! Я знаю своего брата! И он сейчас мертв! А обвиняют именно тебя!

– Быстро ты перешел на его сторону. Забыл, что не считался с ним как с двоюродным братом!

– Это ничего не меняет!

– Сраные узы, солнце мое.

Холовора поморщился: Тео задел его бедро коленом.

– Тео, послушай, давай-ка обсудим один момент.

Подключился Лим-Сива, осторожно отцепляя пальцы Шенг от синяков Сатина, китаец немного растерял свою решимость, но по-прежнему напирал на вокалиста, проникновенно заглядывая тому в глаза.

Сатин схватил парня за руку, удерживая на месте.

– Взгляни, что твой брат сделал со мной!

Карие глаза Тео потускнели, это больше не был взгляд влюбленного человека. На несчастном лице парня отражалось почти болезненное сожаление. По щекам текли слезы, Тео даже не пытался их смахнуть. Сатин сам ощутил, как начинают гореть глаза от непролитых слез.

Сердце обливалось кровью из-за того, что он стал причиной слез того, кому еще утром рассказывал о своей любви. У Шенг были глаза щенка, которого хозяин собрался бросить в реку. Преданного и разочарованного.

– Подраться – да, вчера Ли Ян изрядно перебрал, в таком состоянии его могли спровоцировать на драку, но изнасиловать он тебя не мог! Ли Ян не мог этого сделать, он не такой человек! Ты его совсем не знаешь!

Сатин приоткрыл рот, боясь, что дрожащий подбородок выдаст подступающие к горлу рыдания.

Лим-Сива бросил на него мрачный взгляд.

– Сейчас я согласен с Тео. Ли по сравнению с тобой – сущий ребенок. Ты намного сильнее его.

– Он меня опоил! Я даже на ногах стоять не мог!

– Нет, Сатин! Не лги самому себе! Тебя не опоишь! А если ты действительно и был пьян, то в том только твоя вина. Это просто смешно, он не мог тебя изнасиловать! Он слишком… – Шенг пытался найти подходящее слово на лице Сатина, прожигая его взглядом.

– Даже если бы Ли Ян на самом деле сделал это, – заговорил Лим-Сива, – задайся вопросом: позволил бы ты произойти подобному? Я считаю, ответ очевиден.

Сатин прикрыл глаза. Казалось, он падает куда-то глубоко-глубоко, словно в колодец, и не может остановить своё падение, не за что ухватиться. Друзья ему не верят, его обвиняют в убийстве, от него отвернулась последняя защита – его любимый человек. У этого колодца нет дна. Если бы Ли Ян тогда убил его, не пришлось бы видеть, как страдает Тео.