Веллоэнс. Книга вторая. Царские игры (СИ)

Женщина гулко расхохоталась, блеснув золотым резцом, на торсе заиграли жилки, прорисовали тугой пресс:

– Бедняжка. Ты думала, что жирная пьяная бочка благоволит маленькой девочке? Местные используют яд зверьков для вечного сна и в особо дорогих блюдах после долгого переваривания. Только мы, жители морей, знаем истинную ценность мохнатых жал. Бросаешь их в козье молоко и настаиваешь десять дней. Добавляешь еще кое-чего. И даже самый ветхий больной старик воспылает страстью восемнадцатилетнего любовника. Всего от капли зелья. Только за это богачи готовы отдать содержимое кошелей. Как уж тут удержаться и не построить бордель!

Черноокая игриво приобняла Этрин за плечо, заглянула прямо в глаза и с жаром шепнула:

– Я тебе покажу! Пойдем!

Она провела девушку в комнату, надушенную корицей и елеем. Пол и стены устилают мохнатые ковры, под расписным потолком нависла широкая люстра с десятком мерцающих золотом шаров-люменов. Из тени молчаливо наблюдают за гостьями тонкостенный шкафец и раскидистая софа.

– Скидывай эти ужасные тряпки!

Этрин замерла в непонимании.

– Немтырь?

Женщина аккуратно взяла мешковатую изорванную робу и легко стянула с плеча бродяжки. Девушка не выказала ни капли смущения, блики от лампы высвечивали красивую, хоть и тощую, фигурку с худыми запястьями и лодыжками, острыми грудями и узенькой талией. Кожа, покрытая от шеи до пяток тонкими шрамиками, точками и рубчиками, напоминала светлую змеиную чешую.

– Меня зовут Грэйс. Ты меня понимаешь? – незнакомка посмотрела в испуганные глаза и мягко произнесла, – тебя нужно переодеть, негоже выходить к гостям в таком… наряде.

Девушка смягчилась, кивнула.

– У тебя грубая кожа, шелк и атлас не подойдут. А вот аскамит, бархат, плюш… Примерь.

Серая, с золотыми нитями и боковой шнуровкой, туника слегка болталась. Перчатки с вышитыми дельфинами и леггинсы сидели словно литые.

– Широковата, – черноокая поморщилась – Хотя нет, только немного подтянуть вот здесь.

Плюшевое платье пришлось девушке впору. Низкий воротник, рукава словно перевязь бочковатых канатиков. Такие же толстые нити образуют интересный узор на спине. Перед у платья сшит цельным, только бока голы – демонстрируют округлые девичьи бока.

Юбка от бедер распадается на десяток тяжелых узорчатых лоскутьев, каждая полоса на конце обжата стальным треугольником.

Грэйс поправила платье, отступила, любовно пробежалась глазами по наряду:

– Да, определенно твой стиль. И ожерелье подходит.

Этрин инстинктивно схватила кубики на нити. Черноокая рассинтементальничалась:

– Помню, мне это платье подарил мой первый любовник. Знойная Иоппия. Уверял, что принц, обещал жениться. А потом продал в школу гетер. Хорошее время. Кого-то ломало, а мне очень нравилось. И наставник попался, что надо – сильный, ловкий, отличный любовник. Он говорил, что вместо крови в моих жилах бурлят воды кипящего моря.

Бродяжка с опаской и любопытством наблюдала за болтавшей хозяйкой. Та, отвлекшись от воспоминаний, хитро улыбнулась, обвила шею девушки и легко поцеловала ее в губы.

– Пойдем, дорогая. Гости заждались.

Женщина привела Этрин в зал. Царил полумрак. В воздухе разливались ароматы сандала и вишни. На одном ложе крепкий смуглый бородач о чем-то беседовал с прелестною кармилитянкой. Облаченная в легкую прозрачную тунику, девушка с интересом слушала мужчину, одаряя его поцелуями, подливая шоколад, поглаживая рельефные руки и торс рассказчика. На другом лежал толстяк в трое шире бывшего хозяина. Пламя свечей отражалось на потной лысине. Трое девушек разминали необъятные телеса, щедро умащивали бледную кожу ароматными смесями. Тот похрюкивал от удовольствия, не упуская возможности пощипывать куртизанок. Те хихикали, отбивались и игриво шлепали жирдяя.

Увидав черноокую и Этрин, толстяк расплылся в улыбке, тонким голоском мяукнул:

– Грэйс, наконец-то! Мы уж думали, что тебя схватил гигантский спрут. В какой трясине ты пропадала?

– Вряд ли ты скучал, сладкоречивый Боло. – Грэйс усадила бродяжку в кресло, сама плюхнулась на широкую софу. Мгновенно к ним прилипли девушки, бросились умащать тела подогретым елеем. – Подними же свою отягощенную знаниями голову и взгляни на ту, которая обогащала сей притон, добывая иглоногих.

– Мое почтение, мадемуазель, – толстяк кивнул и по телу пошла легкая волна. – Вы, должно быть, искусная охотница. Редко кому везет остаться неотравленным фиолетовыми марглами.

Этрин молчала.

– Вряд ли немая бродяжка оценит твои изящные комплименты, – бородач отправил в рот спелую виноградину. – Да и куда тебе ещё девиц, обольститель?

Боло расплылся в хищной улыбке:

– Такого хорошего и большого человека как я, хватит и на шестерых.

– Ваш просвещенный ум весьма развращен, – Грэйс выгнулась на белой шкуре, подставив плечи умелым рукам массажистки. – Не думал ли ты о молодых юношах, о безмерноголовый? Или, может, хочешь «страстного» молока из яда иглоногих?

– Удержитесь от опасных предложений, миледи. Я хоть и скопец, но мужчина, а не женоподобный малакий. Ах, если бы мой вес зависел только от принимаемой пищи… Молочко хоть и творит чудеса, но уж слишком оно коварно. Вспомнить хотя бы хозяина дома сего.

– Дорогая Грэйс, расскажи о своих планах на гостью. Недаром же ты представила ее нам?

Женщина перевернулась на спину, позволив куртизанкам охаживать грудь, бедра и живот:

– Конечно, наша бродяжка могла бы и впредь каждый день носить нам по корзинке этих фиолетовых тварей. Конечно… – черноокая прикрыла глаза. – Возможно, мне она напомнила юную себя и поэтому я окажу ей милость. А может, девочка нужна мне, как счастливый амулет. Несколько лет охоты и жизни в Темнолесье – немая явно родилась под счастливой звездой. А может, – Грэйс улыбнулась, – она скрасит моё одиночество.

– Боло понимает хозяйку, – мужчина облачился в просторный халат. – Я осмотрю малышку, как только ее должным образом приготовят.

Грэйс наполнила чарку водой минерального источника. Вина она не пила, впрочем, как и других хмельных. Одна чаша превращает человека в льва, две в обезьяну, а третья делает слизнем. Вместо этого женщина предпочитала явно «неженские» увлечения – книги и телесные упражнения. Под стать себе нашла и друзей. Смуглый бородатый Иатурус нисходил родом к древним грекам. Мужчина заправлял гладиаторской школой, муштруя молодых юношей, гоняя их так, что трещали кости. Кто-то приводил детей, чтобы «выбить дурь», кто-то приходил сам, желая приобрести силу и красоту. Лучший десяток учеников раз в два года отправлялся в столицу Бангхилла, продемонстрировать мастерство под изумрудным велариумом Красного плато. Возвращались единицы – приносили весть – трое приняты в телохранители раджи, остальные пали с честью. Черноокая внутренне улыбнулась. От изнурительных упражнений её тело приобрело мужские черты, хоть фигура и осталась женственной. Истончился подкожный жирок. На руках и ногах отчетливо выступают аккуратные и твердые мускулы, на месте округлого живота плотно ютятся шесть кубочков. Иатурус придерживался своих, якобы древних, традиций «телесного воспитания» и на всех занятиях ученики тренировались полностью обнаженными. Новички со спины принимали Грэйс за юношу. Каково же было их удивление и смущение! Бородач сначала злился, орал и раздавал молодняку пощечины. Но, со временем, смирился и теперь уже понимающе похлопывал остолбеневших смущенных салаг, шутя – мол, «через месяцок привыкнешь, вот тогда буду с тебя драть по пять шкур».

– Так кто же она? – девица тут же наполнила опустевшую чарку. Грэйс взглядом дала понять, что не нуждается в ее услугах.

– Кто? – толстяк сосредоточенно сидел в широком кресле, сложив ладони и перебирая пальцы. – Я не уверен, что это женщина. Даже не уверен, что у «неё» есть пол. Абсолютно ничего. Чисто и гладко, как в несбыточных мечтах греческих философов.

– Как же тогда «она» справляет нужду? Ведь немая же ест и пьет, – женщина подчеркнула, что бродяжка остается девушкой, независимо от наличия признаков.