Веллоэнс. Книга вторая. Царские игры (СИ)

– Так-то лучше.

Глаза испуганно уставились на тарсянина.

– Я оставил движимыми стопы, чтобы ты не упал. А также голос, зрение и слух. Шею освобождать опасно – не люблю смертоносные косы.

– Что это за боевое искусство? – в голосе нията звучал нескрываемый интерес.

– Заворожил я тебя, верно? – сабельщик вынул из-за пазухи любимую трубку. – Давай условимся. Никто сегодня не умрет. Даже так – сегодня не прольется ни капли крови. Весь этот сыр-бор из-за нефритового божка – чистое недоразумение.

– Как ты смеешь…

Парализованный плюнул, но Марх ловко отпрянул и шутливо погрозил пальцем:

– Я слышал, что кобры могут ослепить противника ядовитым плевком. Если научишь меня этому приему, то, пожалуй, разморожу тебе одну руку, – сабельщик сменил тон, в голосе появился металл. – А теперь без шуток. Вырезать друг друга, потому что не поделили изваяние, которое в любой лавке за два медяка можно купить – глупо. Если уж так руки чешутся, придумайте причину посерьезней. Чтобы потомки летопись без смеха читали.

– Статуя Джунга – главный символ нашего рода. Нет его – нет и нас. Без бога мы просто скот. Как лошади, овцы и козы.

– А что думают по этому поводу жены, потерявшие мужей? А матери, сыновья которых погибнут в братоубийственной войне? Ответь, боец. Есть ли здесь, в первых рядах ваши везиры и улубеи?

Улэнд молчал, в глазах Марх прочитал смятение. Выпустив сизое кольцо, продолжил:

– Я за справедливость. И обидно, если из-за какой-то крысы честные люди глотки друг другу перережут. Хан у ният молод, интриг не разумеет. Вашего хана не видал. Но подумай-ка – такой ход. Идол у вас, идол у них. Улубей спрячет вашего божка и пустит слух, что его украли нияты. А потом «возвратит» его. Почет улубею? Почет. Такой же улубей у ният делает то же самое. Почет улубею? Почет.

– Предательство!

– А может совпадение? – сабельщик одобрительно кивнул. – Хотя… Слухами земля полнится. Улубею почет. Тут взбешенные ханы устраивают кровопролитие, народ в смятении. И идет слух, что хан джунгар – сумасброд самопровозглашенный!!! Потому как виноват старшенький всегда. Секир-башка хану? Секир-секир. Скажи-ка боец, кто станет следующим ханом джунгар?

– Кто же?

Марх пожал плечами:

– Редис его знает. Может улубей, вернувший божка. А может тот, кто научил улубея. Это уж сами разбирайтесь. Ну что, дальше будем биться, али все-таки подумаем?

Боец молчал, на лице читалась глубокая работа мысли. Сабельщик выждал минуту-другую и снял замки. Отойдя, спокойно наблюдал за джунгаром. Тот кивнул:

– Через два часа. Здесь со всеми старейшинами. Заключим завет мира.

Сабельщик кивнул и собрался уходить. Внезапно по лицу огрела хлесткая пощечина, в ушах зазвенело.

– Должок.

– Какая честь, что ж, и у меня кое-что для тебя есть.

Марх молниеносно обнял джунгара и приник губами к губам. Обескураженный и не думал сопротивляться, лишь удивленно хлопал глазами. Голос его стал тоньше и уже не так уверенно юноша повторил:

– Через два часа.

На широкое поле свалились сумерки. Огненный шар покрылся облачной пеленой, а супротив набирал силу новый месяц. Конные ряды джунгар и ният неуверенно мялись, выжидая решения. Джунгарский хан Тонджи – седовласый, крепкий, с большим горбатым носом и хищным прищуренным взглядом, сидящий на мощном ахалтекинце – выехал в сопровождении Алтацэнг Улэнда и трех внушительных копьеносцев на середину поля. Хан ният Каруд ехал навстречу с Мархом, Авениром и Парменом. Рядом шествовало двое янычар. У бедра каждого болтался длинный палаш.

– Я вижу, ты пришел со смертоносным, – Тонджи держал ладонь на рукояти сабли.

– Небо чисто, старший брат, я не жажду нарушать волю богов.

Джунгар оскалился:

– Мы вернули украденную вами статую бога Джунга. И что же, как закон предписывает поступить с ворами?

Секунду нияты молчали. Единожды пойманный лишался левой руки. Вторая же кража говорила о том, что правая рука неисправима. Отсекали и её. Как правило, воровство прекращалось. Третья кража говорила о том, что руками управляла голова.

– Позвольте держать слово, – Марх знал, что на бранном поле все послы равноправны. – Известно ли, кто украл статую? Мы отрубим вору голову.

Ноздри джунгара злобно раздувались, голос задрожал от ярости:

– Что за наглость – воровать и скрывать воровство!

Копьеносцы зарычали, руки сжали древко.

– Постой, сын ветра, – сабельщик пресек накатывавшую волну – нет нужды браться за оружие. Кто же сообщил о краже, можем ли видеть его в рядах жаждущих отмщения?

– Хан Банжог воспитывает брата Хунна. А мне, видать, выпало воспитывать сестру.

– Позволь и мне молвить, – Авенир тайком поглядывал на Каруда. Тот выглядел невозмутимым – только в глубине глаз полыхали огоньки, слегка подрагивал ус, да рука сжала навершье сабли так, что костяшки пальцев побелели.

Тонджи сурово кивнул.

– Выслушай нас, великий. Мы не облечены искрой войны, которой наделены дети Мардука. Боги сыграли в кости. Статуи никто не крал. В каждом саат-шатре стоит свой шигир. Более того, нарочно произошла для нас великая загадка и радость.

– Вижу, Каруд, ты взял и послов с собою?

– Позволь им молвить, – слово взял Улэнд. – Войну начать можно всегда, но испросить воли богов разумно.

– Великие ханы, Тонджи и Каруд, – Авенир приклонил голову. – Я прошу проверить наличие шигиров. И не позволять советчикам решать вопросы родов. Давно ли джунгары общались с ниятами?

– Четыре года, – Каруд говорил сдержанно.

– Как раз четыре года назад великая комета на востоке возвещала о венчании двух степных богов. Мы были посланы на свадьбу объявить почтение новому роду. По какому поводу вы собирались четыре года назад?

Бритоголовый Тонджи побелел, поводья мула затряслись. Улэнд перехватил инициативу:

– В то время ушел из жизни первенец хана. Пропал без вести на пути Ен-Гарди.

На переговорщиков напал ступор. В воздухе ощущался холодок, природа будто замерла. Спустя минуту Марх почесал небритую, всё ещё опухшую от Авенировой мотыги, щеку:

– И я там был. Ох, переполосовали мне спину. А о венчании акудник верно сказал. Стоит там камень судьбы. С него переходят в мир богов. Видать, сын Тонджи у Мардука уже пирует. Еще озеро Чистых Душ недалеко от камня. Мы туда путь держим. Можем и о сыне справиться.

– Значит, свадьба, говоришь? – Тонджи овладел собой. – Как же воровство?

Авенир набрал воздуха, но Марх сделал знак молчать.

– Великий джунгарский хан, ты ведь еще и воин. Только воин может понять влюбленного мужчину, а Джунг – великий муж среди богов. Шаман Авенир сказал, что не было воровства. Прости его, он молод, хоть знания и сглаживают недостаток опыта. Ты, сын степи, когда влюблялся, крал невесту? Знаю, что крал.

Хан воспламенился:

– При чем тут обычай рода? Неужто ты думаешь, что Ния украла Джунга? Это же позор мужчине!!!

– А невеста неужто не крала прежде нож любимого? Ведь нож – самое ценное, что есть у воина-охотника! А уже мужчина крал невесту. Такие вот у богов и людей игры.

Тонджи и Каруд нахмурились. Каруд заговорил медленно, тяжело:

– Мы и позабыли об этом древнем обычае. Но как же случится, что Джунг украдет Нию, если все об этом знают?

Авенир взял кисть и нарисовал в воздухе синеватую полосу. Все зачарованно уставились на явление. Полоса медленно ширилась, края расплывались, слой начал светлеть, пока ворожба не растворилась полностью, Оставив в воздухе приятный смолистый аромат.

Чаровник средоточенно, будто в трансе молвил:

– Джунг и Ния уже обменялись дарами. Шигиры одинаковы с виду, но опытное сердце увидит различие. У нефритовой дочери Мардука на стопе шрам от ее ручного медведя. Когда боги играют, людям остается только подчиниться.

Очередной раз воцарилось молчание. «Что за народ, – подумал Марх. – Молчать после каждого слова. Этак самого важного в жизни и сказать не успеют».