Веллоэнс. Книга вторая. Царские игры (СИ)

– Небеса чисты сегодня. Если бы Мардук хотел крови, то сделал бы их алыми, – чуть громче, чтобы могли расслышать стоявшие рядом, произнес – Кровь на небе – кровь на земле. А среди богов все ясно.

Хан сжал скулы. Поверья даны не зря. Красное небо – готовься к битве. Синее небо – боги благосклонны. Тучи – смута и заговоры.

– Скажи, чужой шаман, тогда к чему эта кража?

– В моем краю, – акудник придумывал на ходу, – кража не всегда была плохим знаком. Старики говорят, что воровали в то время только ценнейшее.

– Так и есть, они украли самое ценное, что у нас есть – властитель захрипел от ярости.

Авенир, рискуя быть обезглавленным, перебил:

– И это хороший знак! Джунг признает ценность Нии.

– Я сам отрублю тебе голову!

Волхв упал на колени и взмолился:

– Величайший! Ты обратил ухо к моим речам, позволь молвить до конца, о, терпеливейший! А после, если должно катиться моей голове по земле – твоя воля.

Белый от страха, юноша открыл глаза и обнаружил, что его голова пока еще не отделена от тела. Хан сухо кивнул. Авенир краем глаза заметил, что воины тоже во внимании. Не вставая с колен, чаровник нарушил молчание:

– Джунг признал ценность Нии. И в этом его слабость.

В стане прошла едва ощутимая волна одобрения. Подбодренный, он продолжил:

– Слабость, которой достойны только сильные мужчины. В моём краю кража была хорошим знаком лишь в одном случае. – Авенир выдержал паузу. – Разрешает ли ваш закон брать в жены сестру?

Лицо сдержанного доселе властителя вытянулось. Он обескуражено спросил – вся надменность куда-то вмиг исчезла:

– Если так и впрямь… что же делать?

Авенир поднялся, стараясь не выдать поднимающуюся изнутри радость:

– Подождем, господин. Вы очень мудры, что назначили первую битву вместо великой брани. Если воля небес действительно такова, то битва превратится в танец и воины не смогут причинить друг другу вреда.

Хан перевел взор в сторону бойцов. Волхв тоже – молясь богам, чтобы Марху удалось задуманное.

Марх с бойцом Зо кружили в опасной борьбе. Со стороны могло показаться, что никто и не думал драться – ни удара, ни шлепка, ни возгласа. Лишь умудренные кулачники оценили бы по достоинству мастерство противников. «Победа без удара» – высшее искусство битвы. Невозможно в сваре – вероятно в бою один на один. Каждое касание могло оказаться смертельным. Удар проникал внутрь, нарушая работу органов, вызывая болезненные корчи. Однажды сабельщик одолел таким способом великана. От детины отскакивали копья и мечи, толстенную шкуру не брал ни огонь, ни кислота. Сложнее всего было войти в ритм тела здоровяка, пока он полз к его груди по смрадным, скользким от грязи космам. Сердце оказалось хилым и изношенным. Невидимая волна легко прошла кожу, обогнула токи энергии и взорвалась в кровяном насосе. Великан прошел еще десятка три шагов, не чувствуя, что кровь уже остывает. Этого времени ему хватило задавить восьмерых пращевиков – а Марх успел спуститься на землю. И все же острый металл ему нравился больше, чем околомагические трюки. Да и концентрация внимания – крайне сложная штука. Не то что ярость битвы, когда алая пелена застилает глаза и ощущаешь себя воплощенным Акроном.

Тарсянин переключился на битву. Как странно. «Сколько же я грезил?» Они так и кружили, нанося и блокируя невидимые удары. Юноша, хоть и крепок, но дышит тяжело – не доставалось ему за годы службы такого умелого противника. «Конечно. Если это прошлое, то люди были похилее. Да и приемов еще многих не знали».

– Разогрелись, теперь давай покумекаем. Только дыхание не сбивай – а то лежать тебе на грязной землице.

– Как тебе имя воин?

– Марх из Тарса. Услуга за услугу, бритый.

– Алтанцэг Улэнд.

– Красивое имя. Золотоцвет. Почему родичи биться вздумали?

В глазах юноши мелькнуло недоверие. Сабельщик успокоил:

– Я тарсянин. Нияты еще только просыпаются. Мое родство ближе к хуннам. Или джунгарам.

– Так я бьюсь против своего же рода?

Марх уклонился от пролетающего кулака, выгнулся, разгадав маневр и пропустив ударную волну мимо. За эти пятнадцать минут (что для такого боя чрезвычайно долго, почти бесконечно) он хорошо изучил основные стили парня и построенные на них вариации.

– Не совсем. Мы пока что танцуем, а не бьемся. Так из-за чего сыр-бор? Чтобы я хоть знал, за какие награды потею.

– Они украли статую Джунга. Но мы вернули ее, – юноша неудачно повернулся и Марх отвесил ему размашистую пощечину. Боец мгновенно совладал с закипающим гневом – мог бы уже лежать со сломанной шеей, но иноземец милостив, – вандалы хотят забрать нефритового бога, даже не стыдясь своего воровства.

– Хм, – некоторое время схватка велась в тишине.

Сабельщик продолжал с видимой легкостью парировать удары противника. Солнце начало припекать и тарсянин ощутил, что в глазах задвоилось. Впрочем, и парень двигался медленно, устало. Через несколько минут бойцы остановились, не сводя друг с друга глаз. Марх развел руками:

– Битва битвой, а трапеза в полдень. Коли не согласен, продолжим.

Юноша глубоко вздохнул:

– Через два часа. Как спадет первый жар.

В стане на него набросился взволнованный Авенир. Руки у акудника тряслись, глаза горели – Марху пришлось толком постараться, чтобы добиться от него внятного рассказа. Выслушивая волхва, тарсянин не торопясь поглощал яства – запеченную косулю, кислый сок и зрелые раздувшиеся дыни.

– Пока что обошлось без крови, – успокоил парня сабельщик, – пошлют боги милость, до вечера дотянем.

– Чужеземец хорошо бьется. И даже снял с бойца сапог! – хан Каруд явился словно из ниоткуда, – как тебе противник?

– Я редко видел таких сильных бойцов, – Марх не утруждал себя любезностями, – у него есть лишь один недостаток. Он еще молод и не умудрён военной хитростью.

– Но мальчики вырастают и становятся мужчинами.

– Да, это так, – сабельщик встал, отер руки о грубую, колючую рогожу, – если остаются живыми.

И без того узкие глаза хана превратились в две тонких линии, по скулам пробежали волны. Тарсянин про себя ухмыльнулся. «Хан должен быть тверд, как скала, но прочитать его мысли не так уж и сложно». Потянув время, Марх лениво хмыкнул:

– Неохота его убивать. Хороший бы янычар вышел. Хана бы охранял.

Каруд неуверенно произнес:

– Пришелец не давал обетов убить. Только одолеть.

Сабельщик молчал, напустил скорбный вид – мол, честь мою унижаешь. Хан, не выдавая волнения, продолжил гнуть свое:

– Они все-таки нам братья, хоть и старшие… А весь стан только с охоты, уставший… Их надо проучить и довольно – пусть живут.

– Что же, пусть. Я всегда старших учил, – Марх изобразил удовольствие, поучительно изрек, – младших нужно слушать, я так брату и говорил. Бывало, уложишь его на пузо, заломишь руку и говоришь – «давай дружить». А он сразу все понимает – и дружит, и служит, и похлебкой делится.

Хан приободрился, лицу вернулся ровный цвет.

– Стало быть, договорились. Бейтесь, только без увечий, без злобы. Как на соревнованиях.

– Если на меня кидаться не начнет. А то я ж злой, не стерплю.

К бою приступили с новой силой. Алтанцэг Улэнд двигался активно, делал ложные выпады и увертки. Марх парировал, ставил блоки, пытаясь настроиться на ритмы противника. Сабельщик глубоко внутри радовался, что боец назначил ближе к вечеру – «Благо, хоть жара сошла. Скорей солнце по башке грохнет, чем кулаком прилетит». Через несколько минут ощутил легкие подергивания – отражения токов противника. Произошло то, что тарсянин испытывал лишь пару раз в жизни – когда пребывал в Элхои послушником. Внезапно он увидел бойца Зо насквозь – кости, мышцы, сердечный ритм и дыхание. Нервные импульсы вспыхивали в голове противоборца – и сабельщик уже знал, какое движение тот собирается сделать. Посозерцав эту картину несколько минут, полюбовавшись великолепием человеческого организма, Марх мягко приблизился и нажал несколько точек. Боец замер, раскинув в стороны непослушные руки. Сабельщик улыбнулся: