Ожидание

На что здоровяк Илья, расплывшись в широкой улыбке, ответил радостно:

— Да ты что Вероника, ты во, как выглядишь!

И он, вытянув вперёд руку с поднятым вверх пальцем, одобрительно подмигнул ей. Ле-

нуся с недоумением смотрела на Нику, ничего не понимая. За чашкой чая, Ника расска-зала о водителе, приглашавшем её подвезти "неизвестно куда", и в конце своего рассказа опять спросила:

— Я, наверное, с ночи выгляжу потрепанной, как одна из "этих", да? Ещё и накраси-лась по глупому!

Но Ленуся и Илья так весело смеялись её рассказу, что и Ника, в конце концов, стала хохотать вместе с ними над собственными умозаключениями. А потом она одела свою дочь, и они отправились домой. Ника вела Геру за ручку. Девочка крутилась, стараясь вырваться из цепких рук матери, но та крепко держала своего ребенка, потому что зна-ла, её дочь очень самостоятельна в свои четыре года.

Гера может одна переходить улицу, или убегает далеко вперёд, и, спрятавшись за огром-ным деревом, ждёт, пока Ника начнёт испуганно звать её:

— Гера, Герочка, Герка!

Услышав последнее, девочка чувствовала, вероятно, угрозу в словах матери, и поэтому, высунув улыбающуюся мордашку из-за дерева, весело кричала:

— Ага, ты меня не нашла!

Ника делала вид, что огорчена, и тогда девочка подбегала к ней, хватала за ноги и требо-вала примирительного поцелуя.

Вот и сейчас, пройдя через дорогу, Ника отпустила руку дочери, и Гера, взвизгнув, пом-чалась по бульвару вперёд, туда, где между огромными деревьями стояли деревянные скамейки.

— И в кого она такая? — прошептала Ника, но тут, словно вспомнив о чем-то, она под-няла свои черные изогнутые брови, и изумляясь чему-то, улыбнулась. Но затем, вздох-нув, не спеша, пошла вслед за убежавшей вперёд дочерью. Да, конечно, ей есть в кого быть такой егозой!

У них уже было заведено с Герой, гулять в этом парке до двенадцати часов, а затем они шли домой. Надо было кормить дочь обедом, а затем укладывать её спать. Вот тогда с ней вместе отдыхала и Ника. Сейчас же Гера бегала на зелёной лужайке под огромными де-ревьями, собирая букет из зеленых травинок, чахлых запоздалых цветов, затерявшихся в высокой траве, и редких желто- зеленых листьев, кое-где опавших с деревьев.

— Нет, это ещё не осень, это ещё продолжение лета! — думала Ника, сидя на деревянной скамейке, и прикрыв сонные глаза.

Но, осень уже чувствуется в свежести утренней прохлады, и без теплой кофты по утрам очень холодно, особенно в тени деревьев. Ника потуже запахнула на животе кофту, и прислушалась. Что-то ребенок сегодня совсем не хочет подавать признаков жизни. И тут, словно в ответ, сбоку в животе послышался негромкий дробный перестук. Ника внима-тельно прислушалась, наклонив голову и не замечая, как рядом на скамейку присел мужчина в сером костюме. Послышался детский визг и хохот, Ника посмотрела на дочь, теперь уже катающуюся на маленьких качелях, и улыбнулась. Но тут она почувство-вала взгляд сидящего рядом мужчины, и ей стало почему-то не себе. Она встала, соби-раясь уйти, но знакомый с хрипотцой голос, произнёс:

— Здравствуй, Ника!

Кажется, прошла целая вечность, прежде чем она посмотрела на этого мужчину. Она повернула голову, и, вдруг, увидела знакомые голубые глаза, которые смотрели на неё с любовью и нежностью. Светлые волосы мужчины подбелила кое-где седина, а черная как смоль борода, была смешна и нелепа на странно знакомом лице незнакомца. Да, не-сомненно, это был тот мужчина, что приглашал её подвезти…

— Это…Вы? — спросила недоверчиво Ника, испуганно глядя на мужчину, поднявшегося со скамейки.

— Да! Это я! — проговорил мужчина, и сделал шаг к ней. — Я, пришел…наконец…

— Нет! Нет! Он мертв! Он… он погиб… — отступая назад, быстро проговорила Ника, с ужасом вглядываясь в незнакомца, на протянутые к ней его руки.

— Ника, я жив! — тихо говорил мужчина, ступая за ней следом. — Произошла ошибка, недоразумение. Но я жив…

— Нет! Это не ты! Ты погиб! — как во сне повторяла Ника, и вдруг страх исказил её лицо, и, повернувшись, она попробовала бежать, но мужчина, схватив её за руки, притянул к себе.

Она вскрикнула, сознание её помутилось, и она стала падать в какую-то темную бездну.

Очнувшись, Ника опять увидела перед собой глаза, чей яркий, нежно-голубой свет оку-тывал, успокаивал…

— Ты Володя? — тихо спросила женщина, и мужчина утвердительно махнул головой.

Тогда она вдруг зарыдала, сквозь слёзы вглядываясь в совершенно незнакомое лицо мужчины, и с каждой минутой, с каждой секундой, всё больше и больше убеждаясь, что это он и есть, её Володя! Тот-же высокий чистый лоб, тот — же разрез его удивительно кра-сивых глаз, теже ресницы, тонкие и длинные, как в детстве белёсые, словно выгоревшие от солнца…

Вдруг Ника увидела подбегающую к ним дочь. Почему-то страх опять осязаемо зашеве-лился в её сердце.

— Гера, иди ещё гуляй!

— Гера? — мужчина схватил девочку за руку, и, глядя с интересом на неё, спросил:

— Это твоя дочь?

— Да! Моя! — всё также тихо прошептала Ника, почему-то боясь поднять глаза и прокли-ная тушь, растекшуюся по лицу, которая, попав в глаза, начинала неприятно и больно по-щипывать, вызывая новые слезы.

— Сколько ей лет? Четыре?

— Да! Скоро будет!

Ника, изредка всхлипывая, вытирала платочком глаза, а Володя смотрел на Геру, гла-дил её волосы и молчал. Ника знала, о чем он думает! Он думал, что это могла быть его дочь! О, глупец! Неужели он не чувствует зова родной крови, не видит эти нежно-голубые глаза, такого же цвета, что и его. Не видит губ знакомый излом, так явно бросающийся в глаза, улыбку как у него. Неужели он не признает в ней свою дочь? Или для этого надо сунуть ему под нос её свидетельство о рождении?

— А ведь это могла быть моя дочь! — вдруг услышала она Володин голос, и сердце её за-хлестнула обида. Она могла бы опять заметаться в рыданиях, в истерике, наговорить кучу нелепых и обид-ных слов, но поймет ли он её, Нику. Ведь прошло столько лет! Почти пять долгих лет!

— Как ты нашел меня?

— Это не составило большого труда, о тебе я многое знаю!

— Значит, ты знаешь то, что я вышла опять замуж! — выдавила Ника из себя.

— Да! — опустил он голову.

— Так зачем же ты приехал?

Она ждала ответа, напряженно всматриваясь в его изменившееся лицо. Не эти ли посе-ребренные виски вводили её в заблуждение, или глубокие морщины, прорезавшие высо-кий лоб, над которым, знакомым с далекого детства ежиком, топорщились короткие свет-лые волосы. Но эти плечи широки и крепки, как и прежде, а в гордом профиле мужчины чувствуется красота, сила и обостренное чувство собственного достоинства. Может поэто-му он так долго, так мучительно долго не может дать ей ответ…

— Я не мог уехать, не узнав…не нужен ли я тебе? — наконец произнёс Володя, и почему-то усмехнулся. Но Ника вдруг раскрыла широко глаза, и, обратив к нему своё побледнев-шее лицо, медленно произнесла:

— Ты был нужен мне всегда, всю жизнь, все эти годы и месяцы. Но я теряла тебя, а ты меня находил. Я уходила, а ты опять возвращал меня к себе. Зачем? Чтобы я, как в детстве, чувствовала твою власть и твою сильную руку? Но ведь детство прошло, Володя! Я выросла! Пойми это! Мне нужен был ты, а не ощущение тебя, и твоей власти надо мной…

— Но я не мог, не мог бросить службу, работу. Ведь моя работа- это мой долг…

— Долг? Перед кем? Передо мной? Ах да, перед Родиной! Значит долг- это убивать где-то людей! Убивать, чтобы мне, или моей Родине было от этого хорошо! Убивать таких же женщин, как и я. Таких же слабых и беззащитных. Убивать чьих-то детей, не думая о том, что на его месте мог оказаться и твой ребёнок…

— Ника, прекрати! — раздался глухой сдавленный голос. — Ты не права!

— Нет? Но ты же любил убивать ради какой-то идеи, таких же немощных старух как твоя мать, или таких же сильных и здоровых мужчин как ты сам, не думая, что следую-щей жертвой можешь оказаться ты…