Служащие Ваитюру(СИ)

-- Более чем! -- присвистнул Тандри. -- Вы же знаете, что я в деле?

-- Другой вариант и не рассматривался, -- заверила его Фанндис и потрепала по волосам. -- Ну а вы как, с нами?

Студенты какое-то время бурно обсуждали, а потом единогласно согласились.

-- Мы не верим, что расщелина и правда может вести в другой мир. Но с другой стороны вы хотите помочь городу, а других подобных предложений не поступало. И про уход в бункер пока не говорят.

-- Сомневаюсь, что проход туда свободен, -- снова влез в разговор сидящий в кресле для зрителей. -- Так что вариантов, чем заняться, у нас не так много. Могу присоединиться к вам, ребята? Не представляю, кто вы, но вроде кроме вас сохраняющих способность думать здесь не наблюдается.

-- Если вы готовы или вносить умные мысли, или беспрекословно выполнять приказы, то пожалуйста, -- согласилась Фанндис. -- И вас, умники и умницы, это тоже касается. Как и тебя, Оуск. Особенно тебя.

***

-- Какая красота!

Выйдя из здания театра, они сели на ступени и некоторое время молча смотрели на небо, усеянное звездами. Найти двери в полной темноте оказалось делом не легким, и им приходилось постоянно переговариваться, чтобы никто не отстал и не заблудился. Покинув зал и погрузившись в темноту, Фаннар, конечно, первым делом прошептал Гриммюрграсу:

-- А вот и первая проверка в стиле Хюглейкюра: кто не выйдет с нами из театра, тот не способен справиться с неожиданными ситуациями, а значит, не помощник нам в борьбе с хаосом.

Но при этом тут же крикнул:

-- Не разбредаться и не впадать в панику! Если чувствуете, что не справитесь, вернитесь в зал -- нас ждет большая лестница, а переломанные шеи не очень эстетически выглядят.

-- Закройте глаза и вспомните, как шли сюда, -- скомандовала Фанндис. -- Если зрительная память отказывает, слушайте друзей.

Спуск по лестнице был самым сложным. Начался он со слов Тандри:

-- Осторожнее, лестница должна вот-вот нача... Ооу!

Он не упал, успев схватиться за Гриммюрграса, а тот, пошатнувшись, дернул за одежду кого-то еще, судя по вскрику Фаннара, а потом пришлось ловить Оуск, которая почему-то не остановилась после слов Тандри.

-- Вот она, лестница, -- произнес он, обращаясь к девушке, вызвав тем самым улыбку у Гриммюрграса: сам только что чуть не сломал шею, а уже удерживает очередную жертву невнимательности.

Восхитило его в этой ситуации и то, что они с Тандри, не сговариваясь, среагировали на вскрик и схватили нечто, что даже не могли видеть. Про свои реакции Гриммюрграс знал хорошо -- у Охотника не могло быть других, особенно раз он взял себе такое имя. Но откуда они у Тандри? Он снова удивлял, и в то же время становилось спокойнее от того, что Тандри принял их сторону. Вряд ли они спасут всех жителей, но какую-то часть наверняка. Однако сколько людей должна составить эта "какая-то часть", чтобы избавиться от ощущения, что они не справились, что их изящная задумка и не менее изящное исполнение оказались напрасной тратой сил?

-- А вот и ее конец, -- неунывающим тоном сообщил Тандри.

Он все еще придерживал Оуск, как и Гриммюрграс -- она растянула ногу и тихо попросила не отпускать ее, пока ступени не окажутся позади, и мужчины не видели повода, чтобы ей отказать.

-- Не конец, -- крикнул кто-то из студентов, идущих сзади. -- Только площадка. Лестница поворачивает. Там еще один спуск.

-- О да, точно! Совсем забыл. Тогда осторожнее.

-- Я нащупал перила, -- сообщил Гриммюрграс, крепко схватившись за них. -- Подойдите чуть ближе. Хорошо.

Теперь ему не пришлось тянуться за Оуск, и он мог спокойно искать первую ступеньку. Если бы это снова делал Тандри, оступившись, он рванул бы девушку за собой и вряд ли смог удержаться. Хотя как знать, может, и Оуск скрывает в себе таланты, о которых никто не подозревает. Но рисковать для проверки этой гипотезы не стоило.

-- Нашел, -- сообщил он, спустя некоторое время. -- Вот начало.

-- Хорошо, что здесь только два пролета, -- выдохнули сзади.

-- Но внизу -- колонны, -- обеспокоенно напомнил кто-то.

... Внизу -- колонны...

В тот момент, в полной темноте, обыкновенные колонны, не способные передвигаться, казались хищными животными, быстрыми, с великолепными инстинктами, обладающими преимуществом перед ослепшими людьми. Но теперь, под россыпью ярких звезд, способных осветить улицы города, их прежние страхи казались незначительными. Никто из них прежде не видел такого неба: улицы Норзура слишком хорошо освещались, что даже в трущобах с разбитыми фонарями электрического света было достаточно, чтобы затмить звезды. Но теперь им ничего не мешало, как не мешало и людям рассматривать их. Нет, они, конечно, помнили, что один шутник завладел важнейшим городским ресурсом и теперь устраивал безумные игры, не забывали они и о том, что где-то между этих ярких звезд несется метеорит, способный уничтожить целый город, но... Но как же завораживало небо!

Гриммюрграс не впервые ощущал нечто подобное, как и чувство единения, когда окружающие люди мыслили, как одно существо. Даже не совсем мыслили, скорее чувствовали. И оторвав на мгновение взгляд от неба, он убедился в этом: все остальные молча смотрели на звезды и, казалось, почти не дышали. И мужчина снова отдался этому ощущению. Сколько времени они пробудут в его власти? Сколько смогут позволять миру быть суженным до одного зрительного контакта или, наоборот, настолько широким, что человеческие проблемы теряются в нем, становятся незначительными? Когда еще у них выдастся минута, в которую между ними и звездами не будет никакого барьера?..

Барьер.

Его будут ненавидеть за этот вопрос, возвращающий в мир проблем. Да он и сам себя уже за него ненавидит, но избавиться от возникшей мысли невозможно. Контакт оборван, и теперь его очередь поступить так же с остальными, сурово, даже безжалостно. Гриммюрграс снова посмотрел на своих спутников: на Фаннара и Фанндис, необычайно тихих, на сидящего рядом Тандри (его мечтательную улыбку он даже видел), на Оуск, казавшуюся теперь совсем маленькой и очень юной, на остальных студентов и увязавшегося с ними незнакомого мужчину -- и мысленно извинился перед ними.

-- Барьер, -- произнес он негромко, но так, чтобы его услышали. -- Его питала электростанция. Но те генераторы должны работать и автономно, не так ли?

Близнецы очнулись первыми и одновременно посмотрели на друга, постепенно и остальные вспомнили о случившемся и почему, собственно, они сейчас сидят сейчас здесь, вместе, а не заняты своими делами.

-- Да, конечно, -- кивнула Фанндис. -- По крайней мере, по всем законам здравого смысла: если уж у каждого здания в центре есть генераторы, не зависящие от электростанции, то у барьера тем более должны быть. Не думаю, что такой умный человек, додумавшийся до спасительного варианта в экстренной ситуации, забыл о самом главном.

-- Не забыл, -- произнесла одна из студенток. Гриммюрграс вспомнил, что ее зовут Йоусабет. На его лекциях она всегда садилась рядом с Тандри и тихо хихикала, когда тот задавал очередной внезапный вопрос. Временами и она пыталась сделать тоже самое, и хотя вопросы получались меткими, в голосе звучали неуверенные нотки, будто она спрашивала, а имеет ли право говорить что-то подобное. Вот и сейчас она сказала свою фразу негромко, уставившись на собственные колени, подтянутые к подбородку, и тут же замолчала, будто и не влезала в разговор.

-- Уверена? -- переспросила Фанндис.

-- Угу. Скьёльдюр в первую очередь о барьере и думал, -- пояснила девушка, подняла голову и, заметив, что все на нее смотрят, смутилась и принялась смотреть куда-то вперед. -- Он мой предок.

-- Ты знаешь свою родословную? -- не сдержал своего удивления Тандри.

Знать родословную не было преступлением, но обычно жители центра не искали своих родителей и не выясняли, кто именно появился из их донорских клеток: их интересовали наследственность и преемственность в научных трудах, и было не столь важно, кто подхватит и разовьет их идею, привнеся в нее что-то новое. Некоторые, например, Оуск, ищут родственников, что для большинства кажется чудачеством, блажью. Вот и Йоусабет, похоже, не слишком радовалась, что имеет представление не только о том, кто является ее родителями, но и об их родителях в том числе.