Шесть с половиной ударов в минуту (СИ)

Вот только виноватого не находилось. Кто? Сайтроми, познакомивший меня с миром Спустившихся, так что я уже не могла быть нормальным человеческим ребёнком? Едва ли. Он просто делал то, что умел, и так, как умел. Или его грех заключается в том, что я вообще появилась на свет, такая несовершенная и неправильная? Но и это приключилось не по прихоти отца. Сайтроми сам был потрясён. Катрия ли виновата, что не смогла добить меня до конца? Или я, что по случайности помешала ей? Или природа, наградившая меня таким уродством, как смешанная кровь? Но у природы нет разума, она подчиняется законам Терпящей. Значит, Она виновата во всех моих бедах. Едва ли, ибо Она давно покинула мир и терпит, терпит нас, окаянных, где-то за пределами Клепсидры. Проклятая Вселенная, значит, это ты виновата! Но разве есть дело этой великой, сбалансированной силе до такого незначительного создания, как Нахиирдо-Умфи?

Над травой вились яркие точки: светлячки играли в догонялки, а, возможно, просто разыгралась моя фантазия, и огоньками были миражи, блуждавшие по равнине. Ночь – время воспалённого разума и болезненных видений. Наверное, это единственное её качество, за которое я не ненавижу чернокожую красавицу с глазами-звёздами и месяцем в волосах. Обманчивые образы порой бывают ненавязчивыми и хорошенькими. Можно взглянуть на камень и узреть вместо него ларец с диковинными изобретениями. Они двигаются, жужжат, некоторые даже летают, взмывая ввысь над резной, инкрустированной каменьями крышкой. А дрожащие на ветру травинки – это склонившиеся над ларчиком люди. Они открывают рты в немом изумлении, одобрительно кивают и указывают на чудесные поделки волнующимися тонкими руками. А вон там вдали из темноты выступает домик. Такой маленький, из старых брёвен, но по-прежнему очаровательный. И в нём, определённо, живут очень хорошие люди. Сейчас по ступенькам поднимется маленькая девочка и постучит в дверь. Пожилые супруги откроют ей, и они заживут долго и счастливо, как будто малышка никогда не пугала их внезапным убийством их дочери. Между прочим, самым добрым подарком, который Нахиирдо когда-либо делала. А потом к ним в гости придёт Ланмон. И, может, даже Рандарелл заглянет, если его не завалят делами в ордене.

Ночь меня сегодня непозволительно балует. То ли она насытилась злодеяниями, свершаемыми под её покрывалом незнакомыми мне людьми, то ли просто устала слушать мои жалобы. Или она готовит какую-нибудь гадость, и её доброе отношение – лишь отвлекающий манёвр.

Любопытно до колик, получится ли у меня вторгнуться в разум животных? Они ведь тоже мыслят, и я, по идее, должна вломиться к ним в голову с большей лёгкостью, чем к людям. Возможно, удастся таким образом сбить птицу с полёта или обескуражить кролика, поймать его и съесть…

Что за глупости! Единственное разумное решение – вернуться в ту деревеньку и украсть или выторговать еду. Но я с горечью осознавала, что мне не хватит сил войти в неё. И не только потому, что мой злобный сосед не пустит. Та деревня – пройденный этап, как и все оставленные позади города, и я давно вычеркнула её из своего плана жизни. Теперь только вперёд.

У меня получилось впасть в тревожную дрёму, наполненную тусклыми картинками и мельтешением фигур, которые я так и не разглядела. Всё время хотелось махнуть рукой и прогнать их, чтобы не мешали нормально заснуть, но кисти были неподъёмными булыжниками и вросли в землю. И сама я была безглазым и бессердечным растением, пустившим корни на этом самом месте в безмолвном пространстве. Что ж, пусть так. Мне это нравится больше, чем быть вечно напуганной и убегающей от себя Нахиирдо.

Очнулась всё в тех же смоляных хоромах, лишь краешек неба на востоке начинал светлеть. Торопиться было некуда и незачем, и я лениво села, поёжилась от холода, растёрла окоченевшие конечности. Желудок не то, что прилип к позвоночнику, а, должно быть, вообще усох до размера боба и готовился к побегу от безалаберной хозяйки. Но мне по-прежнему было всё равно. Странно, но пока я жила в бездушном городе, даже не задумывалась о том, насколько беспросветна и отчаянна моя жизнь. Но стоило освободиться от дурмана повседневности, набрать полную грудь свободы, и… меня буквально раздавило безграничностью безвыходных путей. Так много, и все ведут в пропасть. Чем не выбор? По той дорожке пойдёшь – красиво упадёшь, по этой пойдёшь – шею свернёшь… и всё в таком же духе.

«Но неужели нет ни единого проблеска? – вопрошала наивная Умфи, всё ещё сохранявшая оптимизм. – Ведь Рандарелл – мой добрый друг. Он всегда поможет мне в трудную минуту. Всегда выручит из беды, как и я его».

«Это потому, что он не знает обо мне, - тут же вставляет Нахиирдо. – Он дружит с маской, с половиной души, с… человеком. Но я не человек. Я Спустившаяся. Что будет, когда добрый друг Рандарелл узнает об этом? Станет ли он так же самоотверженно защищать меня?».

«Хорошо. А как же Сайтроми, мой добрый отец? Он покинул меня не по своей воле, я убеждена в этом! И однажды мы воссоединимся».

И снова преисполненная негодования Нахиирдо перебивает Умфи:

«Да откуда знать, что на самом деле задумал Сайтроми! Он не похож на добропорядочного отца, он попросту не умеет им быть. В существе, лишённом отцовских инстинктов, неоткуда им взяться».

«А как же Тигоол?» – говорит Умфи, но вторая сторона в споре набрасывается на неё чуть ли не с кулаками.

«А что Тигоол? Она эгоистка, которая со своей жизнью не может разобраться! Какое ей дело до какой-то полукровки?».

Молча наблюдаю, как они ссорятся, почти дерутся за право главенствовать в моей душе. Я согласна с обеими и не согласна ни с одной. Увы, даже не могу прикрикнуть на них, чтобы успокоились и не устраивали бардака в моей и без того захламлённой голове. Как же устала…

Я подобрала с земли сумку и немного с опозданием почувствовала, как тревожно позвякивает колокольчик в уголке сознания. Давно не слышала его. Жизнь в городе затупила врождённую остроту моей интуиции, сделала её менее звонкой. Совсем девочка размякла, куда уж дальше! Беспробудные блуждания в полуживом состоянии расшевелили мой начинавший ржаветь колокольчик, и сейчас я слышала, как он набирал силу, предупреждая о чём-то. И… мне до сих пор было всё равно.

Я огляделась по сторонам, но встретилась взглядом лишь с тьмой. Значит, ночь всё же приготовила неприятный сюрприз. Так и знала, что она что-то затевала! Я постаралась размышлять здраво, насколько это возможно в моём состоянии. Если интуиция гнала меня долой с этого места, значит, опасность была не гипотетической, а самой настоящей. И от кого бы угроза ни исходила, он был настроен крайне недружелюбно, и договориться с ним не получится. Возможно, враг уже примеривается, как получше вцепиться в моё горло или в какую точку ударить. Есть ли смысл отпугивать невидимого врага белым огнём? Если это бандиты, они сто раз подумают, прежде чем лезть к «демону». Если Спустившийся… впрочем, он тоже задумается, связываться ли с девчонкой, умеющей зажигать белый огонь.

Я извлекла из сумки свечу, но воспламенить фитиль не получалось: слишком уж истощена и подавлена. Тревога усиливалась, и я подвинулась ближе к дереву, редкому обитателю этих мест. И вот тогда, осознав, что добыча ускользает, темнота оформилась в видимое и осязаемое существо. Мне не удалось разглядеть его, потому что со всем возможным проворством полезла на дерево. По земле застучали лапы, и воздух прорезало свистящее дыхание. В повисшую на сгибе локтя сумку что-то вцепилось и с силой рвануло вниз. Я выпустила ношу из рук, едва удержавшись на ветке, и поднялась ещё выше. Так и не использованная свеча печально полетела вниз.

От ствола с треском отлетел кусок древесины. Я без радости подумала, что с такой силищей неизвестное создание, скакавшее на четырёх лапах и силившееся дотянуться до меня, способно срубить дерево. Я сидела ниже, чем хотелось бы, а разозлённый зверь выбрасывал из спины два длинных отростка и почти касался моих ног кончиками-шипами.

Вот теперь как Умфи, так и Нахиирдо окончательно проснулись от душевной дрёмы, судорожно соображая, как спастись. Безопасно ли было оставаться на дереве? Ответ последовал незамедлительно. Будто прочитав мои мысли, хищник обхватил истончившийся ствол лапами и потянул на себя. Дерево опасно наклонилось, и я обвила сук руками и ногами. Чёртово животное, кем бы оно там ни было! Злясь на себя, на него, на ночь, на мир в целом, я отломила небольшой сучок и усилием воли всё же подожгла его.